Галя Лапочкина, только что удачно вышедшая замуж за перспективного киноактера, заходила к Сергею по доброму знакомству и поразилась существованию никчемной пустой комнатушки, — ведь абсолютно никаких ценностей! Она поежилась, стоя на пороге:
— Сквозняк, что ли? Как будто дышит кто-то и бумаги шелестят...
А Наташин уход она объяснила попросту и с искренним одобрением:
— Решила она проучить тебя, Сергей Чекедов. Правильно решила! Наваливают на женщин всё! Потому что мужики зарабатывают! Мы тоже можем зарабатывать не хуже вас! Я, например, вообще не хочу рожать детей и тем более воспитывать. Зачем?
Галя посоображала и закончила с апломбом:
— Сначала нужно установить на земле длительный и прочный мир!
...Сергей медлил на пороге. Глаза привыкли к темноте. Он, казалось, уже различал даже края десяток, всунутых Наташей между книгами. Небрежно сунула. Демонстративно подчеркнула жестом малозначимость денег по сравнению с духовным богатством, которое она отстаивала. Пыталась отстаивать.
Сергей снова вспомнил, как отчаянно она выкрикнула:
— Я отдала детям все, что могла! Понимаешь или нет? Я уже отдала детям все, что могла!
Наверно, она уже тогда предчувствовала свое поражение: невозможность устанавливать свою личную систему воспитания детей, если существует общепризнанная; невозможность придумывания своего обособленного стиля жизни в житейской сутолоке вокруг...
На пороге Наташиной комнатушки — будто на пороге еще одного ее поражения — Сергей подумал, что права теща: если Наташа вернется, она, наверно, будет уже другой. Такой, как все. Не будет больше ее фанатичного старания перевоспитывать его, озарить неким особенным светом его душевную «тьму», приобщить к чему-то важному, как сотворение мира, чего она, скорее всего, сама толком не понимала, лишь металась в поисках ответа на «вечные вопросы» всех эпох. Не будет больше ее наивных попыток вырваться мыслью за пределы планеты, в бесконечность мироздания...
Миша и Ариша подошли, встали возле отца.
— Папа, как зовут лошадку? Ну как зовут эту лошадку? — Миша показывал рисунок, которого до ухода Наташи в коридоре, кажется, не было. Изображение Пегаса. В дешевой пластмассовой рамке.
— Мама, когда уходила, перевесила сюда, — объяснил Миша.
— Сюда, — тихонько подтвердила Ариша.
— И еще сказала, что все остальное из комнаты папа пусть выбросит, если хочет, а картинка пускай висит здесь.
— Здесь, — подтвердила Ариша.
— А я спросил, как зовут лошадку, а мама сказала, что папа сам назовет как хочет.
