— Товарищи! Я болгарин. Советская Россия — наш друг!
Старший подбежал к Балеву и рявкнул:
— Замолчать!
И поднял руку для удара, но под взглядом Балева не сделал этого. Балев сказал отчетливо и громко, чтобы все слышали:
— Болгары не будут стрелять в Советскую Россию!
* * *
Пчелинцев и Дина стояли перед зданием Мариинки. Пчелинцев грустно сказал:
— Погиб Тигран, погиб как герой. А Балев и Василий в лапах самого Покровского. Вся надежда на одного человека. Если у него ничего не выйдет, тогда просто не знаю. Трудно, очень трудно рассчитывать на спасение.
— Операция провалилась?
— Как тебе сказать. Сама операция... нет. Экипаж «Надежды» восстал. Болгарские моряки арестованы. Есть среди них и офицеры. Это симптом, скажу я тебе. Да еще какой! А вот наши ребята...
Из театра вышел Павел, крепко обнялся с Пчелинцевым.
— Ну, комиссар оперы и балета, пошли, — сказал Пчелинцев.
— Подождем одного... товарища, — загадочно предложил Павел.
Пчелинцев удивленно взглянул на Дину. Из театра выбежала стайка ребят с сумками в руках, среди них был Тимка. Он бросился к своим взрослым друзьям.
— Будущий солист балета, — представил Павел Тимку. — Узнаешь питерского Гавроша?
— Ого! Я вижу, вы делаете большие дела! — воскликнул Пчелинцев.
* * *
В поле зрения контрразведок англо-французского оккупационного командования оказался болгарский крейсер «Надежда». К этому «интересу» присоединилась служба генерала Покровского. За несколько дней до инцидента в угольном складе Покровский встречался с одним из руководителей французской контрразведки в Севастополе полковником Пьером Леманом, еще не старым, с седой бородкой и коротко постриженными усами, которые делали похожим его на «матерого волка». Француз держался самоуверенно и дерзко, острый, колючий взгляд словно пронизывал собеседника. Обрюзгший, с брюшком, стареющий и порядком уставший Покровский недолюбливал его, но не мог не считаться с этим высоким чином во французской контрразведке, который имел большой вес в оккупированном Севастополе.
— Вы имеете представление, господин полковник, что это за болгарская посудина? — спросил Покровский.
Француз посмотрел в упор на своего собеседника и серьезно ответил, акцентируя на слове «крейсер»:
— Крейсер, болгарский крейсер «Надежда» — модель образца 1887 года, действительно находится несколько в сомнительном техническом состоянии, как находится в сомнительном состоянии и его экипаж.
— Господину полковнику должно быть известно, что болгары видят в нас, русских, своих братьев. Их свобода завоевана той Россией, которая сейчас сражается с большевиками. Россия в их глазах — это одно, большевики — другое.
