Заказчики были деловиты, но снисходительны: на сегодня хватит, мы все понимаем, море, солнце, бегите, развлекайтесь, отдыхайте… Крутите романы, добавляли они про себя.
Роман закрутился. Правда, даже не знаю, с кем — с Димой? С городом?
Я открывала — выбирала — дверь за дверью.
Часы на высокой башне. Старая ратуша. Солнце бросает разноцветные брызги в стекла витражей.
— Дим, этот город… он вообще существует?
— Конечно существует.
— На самом деле?
Плывущие по реке гондолы — по реке или все-таки по небу? Звезды вверху и внизу одинаково ярки и золотисты… Одинаково влажно мерцают.
— На самом деле. Наши воспоминания…
Лабиринт узких мощеных булыжником улиц. Эхо наших шагов. Крепостной зубец над густо-синим морем.
— Сны…
Фонтаны. Целая улица фонтанов. Недействующие, с накиданными на дно монетками на счастье. Работающие: перья воды; прозрачные потоки, текущие по разноцветным плитам; сплетающиеся струи, танцующие, играющие с высотой, цветом. И с нами.
— Наши мечты…
Когда я выбрала заколоченную дверь на второй этаж, Дима впервые меня поцеловал.
Не там, конечно.
Мы шагнули из двери на террасу: город раскинулся перед нами в бархатной шкатулке ночи, точно сверкающий драгоценный камень; было непонятно, где он переходит в море, где море прорастает в небо.
— Как красиво!
Дима казался таким же завороженным, как я. Во всяком случае, он долго смотрел, стоя со мной рука об руку. А потом повернулся ко мне и сказал серьезно:
— Спасибо.
— За что? Это же твой город?
— Без тебя я здесь никогда не был. Ты мне это показала. Так что это теперь и твой город.
И поцеловал меня.
Он же первый напомнил мне об отъезде:
— Не уезжай.
Был пятый день в городе. Мы лежали у моря — плиты, накопившие солнечное тепло, щедро делились им на закате.
— Не уеду пока, — лениво отозвалась я. — Еще целых три дня.
Дима молчал долго.
А на прощание повторил:
— Не уезжай.
Ехать, действительно, особой необходимости не было, можно было созвониться, выпросить отпуск…
Но я неожиданно очнулась. Откуда-то появилось странное ощущение, что каждый раз, когда я выбираю дверь, я оставляю за ней кусочек себя. Сияющий драгоценный кусочек то ли души, то ли чувств, то ли старого увлекательного сна. Дима делился со мной, но ведь и я делилась с ним: может, мечтами, может, собой? А вдруг однажды окажется, что я осталась здесь вся, без остатка, что я никогда уже не стану целой и не смогу жить… без Города? Без Димы?
Слишком быстро, слишком много. Слишком серьезно.
