— Вот почему ты так хорошо знаешь оборотней и их привычки. Эти рассказы помогают тебе лучше ловить их?
Кидж-Кайя легко поднялась — по-прежнему на самом краю — и он напрягся, сам не понимая, чего ему хочется больше — столкнуть ее или схватить, чтоб не упала.
— Эти рассказы заставляют меня им завидовать. Пошли. Время.
И беззаботно понеслась вниз по рушащимся под ногами ступеням.
* * *
Малыш Мартин стоял, задрав голову. По башне, что высилась неподалеку от казармы, взбирался человек. Повесив на шею связанные шнурками ботинки, цепляясь пальцами за расщелины в кладке, встряхивая взлохмаченной головой и горланя песню.
Алькад разинул рот:
— Да это же наш Ловец!
— В матину пьяная, — подтвердил капитан, не спуская глаз с Кидж-Кайи.
Мастер-скрад карабкалась наверх с целеустремленностью свихнувшегося таракана.
— Что ж ее все в высоту-то тянет? — пробормотал Джер.
— И часто она так?
У мужчин вырвался дружное «ох», когда пальцы Кидж-Кайи сорвались, и она повисла на одной руке. Ловец посмотрела вниз и, засмеявшись, крикнула что-то.
— Когда как, — сказал Малыш Мартин. Его глаза неотрывно следили за ползущей по стене Кидж-Кайей. Вот она добралась до своего окна, подтянулась, вильнув задом, вползла внутрь…
Капитан плюнул, грязно выругался и большими шагами направился в казарму.
— Да она чокнутая! — с восхищением сказал Алькад.
Кидж-Кайя сидела голая на своей разобранной постели. Глядела бездумно в окно, машинально проводя пальцами по широкой запаянной цепи, обычно скрытой глухим воротом одежды. На целом побережье не нашлось бы и двух людей, знающих название камней и их силу, и одним из этих людей была она сама.
Цепь точно срослась с ней, стала незаметной и невесомой, но в сезон Северного ветра она просто душила, и Кидж-Кайе невыносимо хотелось сорвать ее.
Но было это не в ее силах и не в ее власти…
Она слишком труслива.
Кидж-Кайя опрокинулась на кровать. Глядела в потолок сухими упрямыми глазами и бормотала что-то злобное и неразборчивое: молитву ли проклятье ли…
Сегодня в кабаке к ним присоединился сам капитан. Поглядев, как он пьет (видно, стремясь догнать и перегнать своего мастера-скрада), стражники поняли, что препятствий им чинить никто не намерен, и расслабились тоже.
— Это все ветер, — толковал пьяненький секретарь церковного суда отец Пафнутий, которого от щедроты солдатской души они сегодня потчевали. — Дурной, порченый ветер. Дует он с проклятой земли оборотней, смущает тех, у кого в крови имеется хоть малая толика колдовской крови. Даже нас, чистых духом и… — громкий длинный глоток, — телом и… да, духом, повергает сей поганый ветер в тоску и смятение. Что ж уж говорить о тех несчастных…
