— Что за вид у тебя?
Да, я похудела на четыре килограмма. Я заставила Колетту поклясться, что она не расскажет ему, в каком состоянии застала меня, но почти уверена, что она с ним говорила. В конце концов, может быть, она и права? Он обнял меня:
— Мой бедный милый!
— Да все очень хорошо! — ответила я.
К моему изумлению, слезы выступили у него на глазах.
— Я вел себя как подлец! Я ответила:
— Любить другую — не значит быть подлецом. Тут уж ничего не поделаешь.
Он сказал, пожав плечами.
— Разве я люблю ее?
Два дня я жила этой фразой. Они провели вместе две недели, в праздности, среди горных красот, а по возвращении он говорит: «Разве я люблю ее?» Будь я в обычном состоянии, у меня не хватило бы духу хладнокровно разыгрывать эту партию. Но отчаяние сослужило мне службу. Длительное пребывание вдвоем подточило их страсть. Он все повторял: «Я не хотел этого! Я не хотел делать тебя несчастной». Эта расхожая фраза мало трогает меня. Я не воспрянула бы духом, если бы это был всего лишь порыв жалости. Но он сказал громко, в моем присутствии: «Разве я люблю ее?» И я все думаю, что, возможно, это начало рекристаллизации, которая оторвет его от Ноэли и вернет ко мне.
23 января. Все вечера он проводил дома. Накупил новых пластинок. Мы слушали их. Он обещал, что в конце февраля мы съездим на юг. Люди охотнее сочувствуют вам в горе, чем в радости. Я рассказала Мари Ламбер, что в Куршевеле Морис окончательно раскусил Ноэли и, видимо, склонен вернуться ко мне. Она сказала, поджав губы:
— Если это окончательно, то что ж, тем лучше.
В конечном счете — она не дала мне никакого путного совета. Я уверена: они обсуждают мои дела за моей спиной. У них свои мыслишки по поводу этой истории. Они мне их не доверяют. Я сказала Изабели:
— Ты была права, когда убеждала меня, что все поправимо. В сущности, Морис никогда не переставал любить меня.
— Видимо, так, — произнесла она с сомнением в голосе. Я живо спросила:
— Видимо — так? Ты думаешь, он не любит меня больше? Ты всегда утверждала обратное…
— Я не утверждаю ничего определенного. У меня впечатление, что он сам не знает, чего хочет.
— Как! Ты узнала что-то новое?
— Абсолютно ничего.
Что она могла узнать, не представляю. Это просто в ней дух противоречия: она утешала меня, когда я сомневалась, и вселяет в меня сомнения, когда ко мне вернулась вера.
24 января. Надо бы повесить трубку, сказать: «Его нет» — или вообще ничего не отвечать. Какая наглость! А это изменившееся лицо Мориса! Поговорить с ним со
