Четверг, 17 декабря. Маргарита снова обежала, и ее никак не могут задержать. Она ушла вдвоем с одной девицей — настоящей хулиганкой. Она превратится в проститутку, в воровку. Факт удручающий. Но я не удручена. Меня ничто больше не трогает.
Пятница, 18 декабря. Я опять видела их вчера вечером. Бродила вокруг «Двухтысячного года», они часто туда ходят. Они вышли из открытого автомобиля Ноэли. Он взял ее под руку, они смеялись. Дома, даже когда он приветлив, у него мрачное лицо, и улыбается он принужденно. «Ситуация не из простых…». Рядом со мной он ни на секунду не забывает об этом. А с ней — нет. Он смеялся, раскованно, беззаботно. Мне захотелось сделать ей больно. Я знаю: это по-бабьи, это несправедливо — ведь она мне ничем не обязана. Но, тем не менее, это так.
…Люди подлы. Я попросила Диану устроить мне встречу с ее подругой, которой г-жа Вален говорила о Ноэли. Она смешалась. Подруга не очень уверена, что сведения точны. Вален живет с женщиной-адвокатом, молодой и очень удачливой. Г-жа Вален не называла ее имени. Можно предполагать, что это Ноэли, так как она неоднократно вела дела фирмы. Но, возможно, это и другая… А в тот день Диана говорила с уверенностью. Или подруга боится попасть в историю, или Диана опасается, как бы я не втянула в историю ее. Она клялась, что нет. Она лишь печется о том, чтобы помочь мне! Ну, да. Но у всех у них свое мнение о том, как мне помочь наилучшим образом.
Воскресенье, 20 декабря. Каждый раз, встречаясь с Колеттой, я засыпаю ее вопросами. Вчера у нее даже выступили слезы.
— Я никогда не считала, что ты нас слишком опекаешь, мне нравилась эта опека… Что думала о тебе Люсьенна в последний год? Мы не были очень близки. Она и меня осуждала. Она считала нас слишком сентиментальными и старалась казаться, суровой. Да и не все ли равно, что она думала? Она ведь не оракул.
Колетта никогда не чувствовала себя притесняемой, это понятно. Ее поступки непроизвольно соответствовали моим ожиданиям. И конечно, она не может думать, что быть такой, как она, достойно сожаления. Я спросила, скучает ли она? (Жан-Пьер очень славный, но веселья от него немного.) Нет, скорее она чересчур загружена. Она и не предполагала, что вести хозяйство так непросто. У нее не остается времени ни почитать, ни послушать музыку. «Постарайся найти на это время, — посоветовала я, — иначе, в конце концов, тупеешь». Я пояснила, что говорю на основании собственного опыта. Она рассмеялась: если я тупа, то она хочет быть такой же. Она нежно любит меня, хотя бы этого им у меня не отнять. Но неужели я убила в ней личность? Конечно, я предполагала для нее другую жизнь: более активную, более насыщенную в духовном плане. В ее возрасте я все это имела в избытке. Быть может, она зачахла, живя в моей тени?
