— На книжной полке.
— Ну и что? У меня ж на этой полке не женские романы или детективы стоят, а полное собрание сочинений Льва Толстого! И разве по церковным правилам нельзя иконы и святую воду на книжных полках держать?
— Можно, отчего нельзя? Хотя лучше, конечно, было бы устроить молитвенный утолок — «красный угол», как говорили в старину… Вставала бы утром, зажигала лампадочку и начинала день с молитв Богу о своем сыне — как бы ты этим Владика утешила, помогла ему.
— Ничего ему теперь не нужно, сыночку моему, и никакие молитвы ему не помогут!
— Как же ты ошибаешься, Танюша… Не молились бы мы, православные, постоянно, и в храме, и дома, за наших дорогих усопших, если бы не верили, что им помогают эти молитвы. Уж за две-то тысячи лет Православная Церковь успела выяснить, что православным полезно, а что нет! Нужны молитвы нашим умершим, очень нужны.
— А вот я в это не верю, не могу поверить! Пустая болтовня!
— А я — верю. И миллионы православных по всей земле верили и верят и ежедневно возносят молитвы Богу, чтобы Он отпустил грехи «всем прежде отшедшим в вере и надежде воскресения православным христианам».
— Да какие там у моего Владика были грехи! Он был умный и чистый мальчик.
— Он был очень хороший сын и умница, это так. Но уж поверь, все мы, кроме святых, предстаем перед Богом не в белоснежных Ризах, а в рубище, и всем нам нужно прощение грехов. Вот во время Великого поста в храме поют: «Чертог Твой вижу, Спасе мой, Украшенный, и одежды не имам, да внииду в онь; просвети одеяние души моея и спаси Мя». Тебе понятны эти слова, Танюша?
— Честно говоря, не очень. Отдельные слова только — «чертог украшенный», «одеяние души»…
— Тогда послушай, как переложил эту молитву на стихи поэт Вяземский! — И я прочла ей:
Чертог Твой вижу, Спасе мой,
Он блещет славою Твоею,
Но я войти в него не смею,
Но я одежды не имею,
Дабы предстать перед Тобой.
О Светодавче, просвети
Ты рубище души убогой.
Я нищим шел земной дорогой,
Любовью и щедротой многой
Меня к слугам своим причти.
Русскую классическую поэзию Татьяна любила, она слушала меня внимательно и задумчиво.
— Вот это понятно. Поэт хотел сказать, что перед Богом мы все грешные и духовно одеты не лучше нищих или бомжей.
— Именно!
— Значит, и мой Владик… тоже?
— Ну не благочестивей же он Петра Андреевича Вяземского!
— Да нет, он был обыкновенный современный молодой человек.
— А современные молодые люди отнюдь не безгрешные. Так что и у Владика «одеяние души» навряд ли было в полном порядке перед смертью.
