Чувствуя себя несколько глупо, я открыла сумку и глубоко погрузила руку внутрь.
Пятьдесят самых лучших красных роз – крупных, на длинных стеблях, – я купила поутру на знаменитом цветочном рынке Ниццы на бульваре Кур Салейя. Благоуханные лепестки еще пару часов назад были скручены в тугие бутоны и еще не утратили свежести. Они были прохладными и шелковистыми. Я зачерпнула их полной горстью и выплеснула алую массу к основанию могильного камня, а потом рассеяла остальные над зеленым прямоугольником.
– О!
Громкий возглас, исполненный неподдельного изумления, заставил меня обернуться.
У поворота тропинки застыла молодая, на вид – не старше меня, особа в наряде, который даже отдаленно не мог сойти за чинный полутраур. Девица была в мешковатых джинсовых штанах со множеством карманов, толстовке с аппликацией и пухлых кедах. В руках у нее был модный журнал.
– О, пардон, мадам!
Сообразив, что она мне, должно быть, помешала, барышня круто развернулась и затопала прочь. Я деловито вытряхнула из сумки на могилу остатки розовых лепестков, пробормотала, сама себя смущаясь:
– В общем, покойся тут с миром! – и последовала за девицей.
Та ни разу не оглянулась, поэтому ни о чем не подозревала и даже не подумала убавить громкость, взволнованно загомонив:
– Дед, ты слышишь, дед? Там, на могиле Любострастного Старца, така-ая дамочка – просто шик!
Я с интересом прислушалась.
– Дед, у нее шоколадное шелковое платье по фигуре, с вырезом лодочкой и рукавом три четверти, бусы из хрусталя, лакированные розовые балетки и коричневая сумка «Луи Вьюттон» с тиснением монограммой и розовыми ручками! А в сумке за триста евро, дед, ты не поверишь, целая куча розовых лепестков, и она прямо сейчас заваливает ими ту самую могилу!
– Софи…
Пожилой мужчина в потрепанном джинсовом комбинезоне садовника растерянно смотрел на меня поверх плеча возбужденно подпрыгивающей девицы.
– Прошу прощения, – пробормотала я, поправив на плече пресловутую сумку. – Я там уже закончила.
Болтушка Софи подпрыгнула и развернулась в воздухе. Глаза у нее сделались круглые, как вишни, а щеки такие же красные.
– И это не хрусталь, а розовый оникс, – объяснила я про свои бусы, чтобы хоть что-то сказать.
– О, пардон…
– Пардон, мадам!
– Не стоит извинений, – я улыбнулась и приблизилась к собеседникам. – Мсье, я полагаю, вы смотритель этого кладбища?
– Дедушку зовут Пьер, а я Софи! – ответила бойкая внучка.
– Очень приятно, – я расстегнула вторую сумочку.
