Действовали те самые «газированные воды», которые потом так поразили ревизора.
***
Прошел год. Однажды вечером я и мой приятель технорук Донской работали одни в конторе. От деловых вопросов мы перешли к политике и между прочим я спросил:
— Скажите, Виталий Викторович, как вы полагаете, встречаются ли среди коммунистов порядочные люди?
Виталий Викторович, никогда не рубивший с плеча, с минуту размышлял.
— Учитывая всю широту русской натуры, думаю, что такие случаи возможны, хотя и очень редко, — наконец сказал он. — Зачем далеко ходить за примером, возьмем покойного Хмаря. Великий был грешник, но светлого ума человек, должен был понимать, чувствовать весь ужас происходящего. И кто знает, что творилось в его душе. Возможно, что вся его жизнь была трагедией, ведь даже его похороны, если помните, вылились в кощунственный фарс. Сегодня точно годовщина его таинственной смерти — недаром вспомнили.
Виталий Викторович поднялся.
— Прости ему, Господи, его прегрешения и дай ему, мятежному, вечный покой, — с чувством проговорил он слова молитвы.
I
Приобрести в Советском Союзе домишко могут лишь немногие счастливцы. У подавляющего числа семей для этого нет средств. Но и у тех, которые правдами и неправдами скопили необходимый капиталец, возникает ряд сомнений и страхов. Боятся «обрасти», «оторваться», «скатиться» и т.п. Словом советскому гражданину при покупке недвижимости нужно помимо денег некоторое веское моральное обоснование.
Профессор Зайцев, после поездки в Москву по вызову к сиятельному больному, почувствовал, что такое обоснование у него теперь появилось. Появились и деньги, а подмосковская вилла вельможи и его образ жизни обострили в профессоре собственнические инстинкты. Коммунальная квартира, в которой он жил, показалась ему теперь адом, да беспристрастно говоря, она таким и была. Случайно подвернулась и подходящая усадьба. Имущество было выморочное и продавалось финорганами за бесценок.
Настоящие расходы и трудности начались у Зайцева лишь по приобретении. Дом не ремонтировался с царских времен, и был густо заселен и загрязнился до невозможности. Выселение жильцов длилось пол года и влетело в копейку. Для ремонта же и очистки от клопов, тараканов, мокриц и прочих инфузорий потребовался год, а расход — в пять раз превосходивший стоймость имущества. Наконец, все это было преодолено, и профессор с дочерью (он был вдовец) въехали в свое новое жилище.
Купленная усадьба была угловая, выходившая на бульвар Герцена и в Червонный переулок. Во времена доисторические переулок назывался Червяковским, по имени госпожи Червяковой, владевшей там пригородным имением и напавшей на счастливую мысль, для пополнения своих доходов, открыть притон. Дело пошло хорошо и вскоре вызвало подражания. Рядом открылись и другие заведения. Город разростался, застраивался и переулок. Великий Октябрь переименовал переулок в Червонный и все разметал. Заведения закрылись, порок же расползался по всему городу. Если бы профессор Зайцев знал историю переулка, то возможно и не купил бы усадьбы. Но он был в городе человек новый.
