— Ты, Миша, наверно уже все знаешь? — отнесся к нему старик.
— Что примерно, Савелий Игнатьевич, знаю?! Опять что ли спеклись?
— Спеклись.
— Значит теперь мы на очереди, — решил инженер. — Собачий ящик обеспечен!
— Подожди с ящиком, — нахмурился Юхов. — Вот я тебя хочу главинжем выдвинуть, для этого вызвал. Что на это скажешь?
— Скажу спасибо!
— Нет, ты серьезно, пожалуйста.
— Скажу великое вам, Савелий Игнатьевич, мерси!
— Больше, Миша, выдвигать некого, сам знаешь. Ты же кандидат партии, молодой спец. Боишься?
— Боюсь, говорите? Конечно боюсь, кто сейчас не боится, но не в этом дело. — Барановский поискал главами пепельницу и не найдя ее, энергично сунул окурок и большую, похожую на упитанный шиш, чернильницу, — Сидеть ли под забором, или сидеть на заборе! На заборе, пожалуй, воздушней. Согласен, Савелий Игнатьевич, — задвигайте в главинжи!
— Блатной парень, но свой в доску, — не без симпатии думал Юхов, отпустив нового главинжа. — С ним скорей выплывешь и если уж посадят, то не по проклятой 58-ой, а за какие-нибудь пустяки, за кражу или грабеж.
Юхов снова взялся за телефон и вызвал Яков Яковлевича Танненберга, кандидата в главные бухгалтера.
Вскоре вошел в кабинет очень высокий, худой до костлявости, слегка плешивый господин, лет 45-ти, и остановился посреди комнаты, сверху, словно с горки, мягко улыбаясь хозяину.
— Прошу, присядьте, — поспешно предложил Юхов, тревожно оглядывая чуждого ему человека.
Человек выглядел подчеркнуто опрятно, но был в каком-то старомодном сюртучке, в белоснежной крахмальной рубашке со стоячим воротничком «Монблан» и черным галстуком бабочкой. В боковом карманчике виднелись отлично отточенные карандаши разных цветов и разных назначений.
— Я вызвал вас, товарищ Танненберг, — начал Юхов, — чтобы сообщить, что главный бухгалтер Федриченко сегодня ночью арестован.
— Тсс. — издал неопределенный звук Танненберг, продолжая старательно смотреть в глаза, и старательно улыбаться, ничем не выдавая своего отношения к событию.
— Чего он на меня так глядит! — стало вдруг не по себе Юхову. — Может я обгадился, — и он полез в карман за платком.
— Так вот, — с трудом находя прерванную нить разговора, продолжал старик. — Я хотел вас просить взять на себя руководство трестовской бухгалтерией. В Москву, конечно, сообщим на утверждение.
— Благодарен за отличие, — весь вздрогнул Яков Яковлевич, даже черная бабочка тревожно затрепыхалась у подножья Монблана. — Но может быть,. Савелий Игнатьевич, за малой моей опытностью, вы все же назначите кого-нибудь другого, достойнейшего?
