– Правосудие, отбрось свои лавры! – сказал Риваденейра. – Большое спасибо, что отдала мне пальму первенства. Ты всегда думала, что я знаю больше.
– Все сущее на ваших алтарях божественных найдет венец себе! – ответила ему Милагрос, продолжая играть без всяких правил в высокочтимую Сестру Хуану. – Невежда дважды тот, кто тщится невежество свое, как мантию, носить!
– Как мне понимать это последнее? – спросил Риваденейра.
– Как акт смирения, какие со мной бывают нечасто, пользуйся.
– Любовь, если ты осторожна, мою осторожность прими, – сказал Риваденейра, не скрывая своей радости.
Без всякой осторожности, укрытые забвением тех, кто обменивался старинными стихами, Эмилия и Даниэль дарили друг другу все ласки, какие только существуют, под покровом темноты той теплой майской ночи.
Когда Милагрос остановила машину напротив дома Ла Эстрелья, оба спрыгнули на землю и бесшумно скрылись, помахав рукой на прощание.
– Не старайся повлиять на них своим авторитетом, уже поздно это делать, как, впрочем, и всегда, – сказал Риваденейра, опасаясь, что Милагрос захочет забрать Даниэля с собой.
– Ты прав, – ответила эта женщина, кладя голову ему на плечо, обессиленная, потому что никогда не знала покоя. Кроме того, оба ее подопечных сейчас мечтали уединиться, и она не хотела им мешать. – Люби меня, – попросила она Риваденейру, который по пальцам одной руки мог сосчитать, сколько раз он слышал от нее подобную просьбу.
Эмилия послала воздушный поцелуй своей тетке, Даниэль подмигнул ей и бесшумно, одними губами сказал ей: «Я тебя люблю». Потом племянница достала из сумочки большой ключ от двери и отдала его Даниэлю, который, как крупный специалист, открыл этим ключом капризный замок дома Саури.
Диего и Хосефа дремали в гостиной, когда услышали, как шумят влюбленные, поднимаясь по лестнице.
– А что, он еще не уехал? – спросила Хосефа.
– Он побывал в тюрьме, – сказал Диего. – Но, по-видимому, Милагрос удалось его вытащить.
– И давно ты об этом знал? – с упреком в голосе сказала Хосефа.
– Ну, не то чтобы очень.
– Кто тебе об этом сообщил и когда? – спросила Хосефа грустно. Ее щеки покраснели. – Почему ты мне ничего не сказал?
– Я не хотел тебя зря расстраивать. Ты же видишь, теперь он здесь. Ему везет.
– Ты можешь меня расстраивать, но только не загоняй в угол, – попросила Хосефа.
– С сегодняшнего дня и навсегда, – пообещал Диего и пошел навстречу детям, подальше от ярости, закипавшей в его жене.
– Как же тебе удалось выиграть у меня в шахматы, зная об этом кошмаре? – спросила Хосефа, не вставая с кресла.
