Участь ждать выпала на долю Дитриха, хоть тот подобного поворота совсем не ожидал. Обычно юноша перемещался по городу гораздо быстрее, чем он, отчасти из-за большей резвости ног, отчасти потому, что обычно шел по прямой. Благодаря врожденным способностям своего тела, Марк легко преодолевал такие преграды, как: дома, сараи, заборы и овраги, которые Гангруберу приходилось обходить. Но сегодня юноша что-то запаздывал, то ли потому, что увлекся оказавшейся чересчур сладкой местью, то ли из-за травмы сразу обеих ног. Примерно с четверть часа подпиравший стену костоправа Дитрих томился в созерцании опостылевшей ему площади, пока за его спиной наконец-то не раздались тихий смешок и задорный голосок явно довольного свершенным возмездием компаньона.
– Не оттопыривай зад! С коровой схож! Дождешься, бычок пристроится! – в своеобразной манере сомнительно дружеского совета оповестил о своем прибытии Марк.
– Когда обернусь, не испугаюсь… дара речи не лишусь? – не обратив внимания на не относящуюся к делу издевку, поинтересовался Гангрубер. – Учти если что и случится, то быстро! Кажется мне, эти дамочки проволочек не любят. Говорить они всяко со мной одним пожелают, но ты должен быть рядом, ты должен проникнуть внутрь вместе со мной! Если снаружи останешься, то толку от тебя никакого не будет!
– Не учи! Поди не впервой спину те прикрываю! Никто меня не приметит, примечалка еще у ведьм не отросла! – не скрывая обиды в голосе, заявил только что прибывший компаньон. – Хватит тут стенку подпирать, как атланта иль кариатид какой! Пошли давай!
Дитрих открыл было рот, чтобы утихомирить не ко времени и не к месту развеселившегося юнца, но в последний момент передумал вступать в очередные бессмысленные дебаты. Когда Марк веселится, его не угомонить; успокоить подбадривающего себя на своеобразный манер паренька могло лишь одно: начало самого дела.
* * *
Обычно после удачного оглушающего удара человек мгновенно теряет сознание и приходит в себя с жуткой головной болью. Виски пульсируют, готовые вот-вот разорваться. Пострадавший затылок трещит, а глаза… глаза и открыть-то страшно. Как только веки чуть-чуть приподнимаются, в глазницы тут же вонзаются два острых раскаленных кинжала, пронзающих насквозь разбухший, уже не помещающийся в тесной черепной коробке мозг. Такие болезненные ощущения сопровождают пробуждение почти каждого раззявы-часового, задремавшего на посту или просто не заметившего подкравшегося к нему вплотную противника. Это правило, но правил, как известно, не бывает без редких исключений!
