», сопровождаемое поднятием забрала.
Пока напарник тщательно удобрял кусты, Дитрих осторожно расхаживал по полю побоища, стараясь не наступить ни на багровые пятна впитавшейся в траву крови, ни на куски еще теплой, порой подергивающейся в механических конвульсиях плоти. Судя по количеству нарубленных фрагментов и разрубленных на части туловищ, трудно было сказать, сколько именно людей встретило смерть на этой поляне: дюжина, полторы или две. Попытка посчитать убитых по отрубленным головам тоже не увенчалась успехом. В глазах Гангрубера все сливалось. Перед ними простиралось одно сплошное багрово-зелено-коричневое пятно; безумный натюрморт из фрагментов тел, обагренной травы, кое-где все же сохранившей естественный цвет, и коры деревьев; ужасающее и в то же время приковывающее человеческий взор полотно, исполненное самим сатаной. К счастью, дым так глубоко проник в ноздри разбойника и так впитался в его одежду, что иных резких и, без сомнения, тошнотворных запахов Гангрубер просто не ощущал.
Примерно через пару минут на поляне вновь появился Марк. Опустошившего желудок паренька изрядно шатало, его кожа была по-прежнему бледной, а одурманенные видом бойни глаза то и дело закатывались. Однако молодой напарник Гангрубера нашел силы взять себя в руки и вернуться. Для человека, ни разу не бывавшего на войне, это был подвиг, настоящий, мужественный поступок, достойный восхищения и наивысших похвал. Нет, конечно, в разбойничьем ремесле без крови тоже частенько не обходится, и избалованные неженки не могут освоить в нем даже азы, не то чтобы достигнуть вершин мастерства. Неспособный убить лиходей либо сам становится жертвой, либо его изгоняют из шайки разочарованные дружки. Но не стоит забывать, кровь крови рознь! Далеко не каждый, кто способен убить, а затем посмотреть в глаза мертвецу, может выдержать вид искромсанного на куски тела. К такому можно привыкнуть, но не сразу… Дитрих очерствел очень давно, будучи еще солдатом. Он побывал в тех неприятных для мирного человека компаниях, где убийство такое же привычное дело, как прием пищи, а чужая кровь воспринимается всего лишь как очень вредная жидкость, липнущая к сапогам и портящая мечи, если ее, конечно, вовремя не оттереть.
– Как ты? – спросил Гангрубер, аккуратно перешагнув через один из обезображенных трупов и на несколько шагов приблизившись к напарнику.
– Обвыкся вроде, – простонал юноша, правда, не сразу, а вначале удобно опершись на незапачканное кровью и мелкими кусочками внутренностей деревцо. – Что… что здесь было-то?
