Жена хозяина, она же хозяйка квартиры, оседлав собственную инкарнацию-питона, пытается остановить дракона заклятьями, очень напоминающими фразы из обычного лексикона разгневанных жен. И только дочь хозяев включается в спектакль по-настоящему — так, как и записано в режиссерском сценарии, известном мне как свои пять пальцев: девочка хватает что попало под руку (а под руку ей попадают, конечно, самые хрупкие предметы — например, стоящие на серванте хрустальные бокалы) и швыряет в дракона, стремясь попасть ему в глаз.
Психологизмом и не пахнет — типичный голливудский блокбастер в домашних условиях, полный дилетантизм и бессмыслица. И все из-за того, что сценарий оказался изначально разрушен присутствием второй инкарнации хозяина! Я понимаю, конечно, что подобные обстоятельства нужно будет учесть в следующей модели домашнего театра, но что делать сейчас, когда представление грозит выйти из-под контроля?
Не в моих силах загнать в прошлое инкарнации, для этого нужна стационарная модель стратификатора, а где ее взять в домашних условиях? А между тем физический дракон и его душа начинают побеждать своих соперников — абсолютно вопреки режиссерскому замыслу и возможностям аппаратуры домашнего театра!
И тогда я бросаюсь в гущу сражения, получаю по голове хрустальным бокалом, а по шее — удар хвостом питона, но все же произношу, глядя в совсем лишенные разума глаза хозяина—дракона: «Финита ла комедия!» — кодовое словосочетание, вычитанное создателями программы в тексте какой—то пьесы конца то ли XVIII, то ли XIX века.
И падает занавес. В том смысле, что семейство мгновенно приходит в себя и смотрит на меня в двенадцать разгневанных глаз, потому что все можно восстановить — даже утерянное семейное счастье, — но как склеить разбитый в мелкие осколки хрустальный бокал, эту реликвию, которая ничего на самом деле не стоила, но все же являлась самым дорогим предметом в этой квартире?
Понимая, что продать здесь аппарат для домашних театральных представлений мне по объективным причинам не удастся, я ретируюсь в сторону двери и неожиданно слышу вслед:
— Послушайте, куда вы? Я, пожалуй, беру эту штуку. Сколько вы за нее хотите? И можно ли на десять беспроцентных платежей?
— Никуда! — отвечаю я на первый вопрос.
— Две тысячи восемьсот, — отвечаю на второй.
А что касается третьего вопроса, то это нужно выяснить с бухгалтерией, и мы садимся за стол, причем питон вешается мне на колено, подписываем нужные бумаги, и я постепенно начинаю понимать, что именно разбитый бокал решил дело в мою пользу. Ах, как хотел хозяин квартиры разбить этот злосчастный предмет, и ах, как ему недоставало для этого мужества!
