— Отлично! — сказал Серизе. — Начинаются обычные фокусы...
Он пробормотал эту фразу себе под нос, отчего она прозвучала еще более грозно.
— Ты создал мне великолепное положение, и я этого никогда не забуду, друг мой, — продолжал Теодоз прочувствованным голосом.
— Что-то ты сегодня больно учтив! — проворчал Серизе.
— Послушай, надеюсь, ты не сомневаешься в искренности моих намерений?
— Напротив, весьма сомневаюсь! — ответил ростовщик.
— Быть того не может.
— Я вижу, ты не хочешь выпустить из рук пятнадцать тысяч...
Теодоз пожал плечами и пристально посмотрел на Серизе, который, дивясь поведению своего подопечного, хранил молчание.
— Если бы ты был в моей шкуре и постоянно жил под наведенным на тебя дулом ружья, разве тебе не хотелось бы покончить с таким положением?.. Слушай внимательно. Ты занимаешься рискованным промыслом, и тебе небесполезно заручиться надежной поддержкой в судебном мире Парижа... Шествуя по своей стезе, я рассчитываю года через три стать помощником королевского прокурора или адвокатом королевского суда... Сегодня я предлагаю самую преданную дружбу, она тебе безусловно пригодится, а позднее я обещаю добиться для тебя выгодной должности. Вот мои условия...
— Ты еще ставишь условия! — крикнул Серизе.
— Через десять минут я принесу тебе двадцать пять тысяч франков, а ты возвратишь мне векселя...
— А Дюток? А Клапарон? — вырвалось у Серизе.
— Что тебе до них?.. — шепнул Теодоз на ухо своему дружку.
— Мило! — протянул Серизе. — И ты предлагаешь мне этот жульнический трюк, чтобы заодно прикарманить пятнадцать тысяч франков, которые тебе не принадлежат!..
— Ведь я прибавляю к ним еще десять тысяч... К тому же мы отлично знаем друг друга...
— Если ты смог вытянуть десять тысяч франков у своих буржуа, — быстро сказал Серизе, — тебе никто не мешает потребовать у них двадцать... За тридцать тысяч я согласен вступить с тобою в сговор... Откровенность за откровенность.
— Ты требуешь невозможного! — воскликнул Теодоз. — Кстати, если бы ты имел дело не со мной, а, скажем, с Клапароном, то твои пятнадцать тысяч франков приказали бы долго жить; ведь дом-то уже принадлежит Тюилье...
— Пойду скажу ему об этом, — ответил Серизе, направляясь в комнату, которую Клапарон покинул за десять минут до прихода Теодоза, нарядившись в женское платье.
Противники, как понимает читатель, говорили вполголоса, и если у Теодоза порою вырывалось громкое восклицание, Серизе жестом давал понять адвокату, что Клапарон может их услышать. Минут пять Теодоз напряженно прислушивался к бормотанию двух мужских голосов, испытывая жестокую тревогу: ведь ставкой в игре была его жизнь. Наконец Серизе спустился и подошел к своему компаньону; на устах его играла улыбка, глаза светились адским коварством, на лице была написана радость, которая могла испугать самого Люцифера.
