И вот сейчас я думаю: а что толку, что она так говорила, если в это время за километр от меня она склоняет бедного Осикова к вялым и бессмысленным телодвижениям... Так, нельзя думать о маме, это испортит вечер.
– Ты пила?
– Немного.
– Ты же сказала, что идешь к маме?
– Я пила за ее здоровье.
– Где?
– А по какому праву этот допрос?
– Я твой работодатель.
– Я вам не завидую.
Он сдвигает брови. Надо отступать.
Я сделала шаг назад, и моя спина прилипла к стене.
Очень давно я была влюблена в одного мальчика, как-то глупо влюбилась: я обыграла его в теннис, и он меня за это отколошматил, мне было четырнадцать лет, а ему немного больше. Вот я разозлилась тогда – жуть! А он все ходил и просил у меня прощения. Он так смотрел на меня... Только за то, что он так смотрел, я в него и влюбилась.
Воронцов обжег меня взглядом и сжал зубы. Отступать было некуда, да и поздно...
У меня в голове бардак, вы чувствуете это? Я чувствую – полный бардак.
– Где ты была?
– Я пойду спать.
Чего ко мне приставать с глупыми вопросами, разве не видно, что я немного... немного смущена.
Он подошел совсем близко, и я не смогла отвести глаз от его расстегнутой верхней пуговицы.
– Я волновался.
– Вы чуткий человек, как я погляжу, наверное, ваша мама вами гордится.
Моя мама вот мной не гордится, она своим знакомым всегда говорит – Аня вся в отца. А это, скажу я вам, для нее худшее из всех зол.
– А где ваша сестра?
– Спит, и если ты будешь говорить тише, то есть шанс, что она не проснется.
Я буду говорить тише, какие проблемы. Я могу вообще не говорить, только бы она не проснулась.
Он погладил меня по щеке... как котенка...
Он целует меня, люди добрые, он меня целует, и самое невообразимое, что я его целую тоже! Мне кажется, я поступаю правильно, я бы даже сказала – целесообразно! Вот спросите меня сейчас – а что ты делаешь? Ха! Да я целуюсь! Вы изумлены? Я тоже.
Он нежный...
Чуть вправо, и я в его комнате.
Он тысячу раз нежный...
– Девочка моя.
Ух ты! Должна ли я ему сказать – мальчик мой?
– Что же ты такая необыкновенная...
Он смотрит мне в глаза и слегка улыбается.
– Что же ты такая чудесная...
Врет, наверное, но приятно, скажу я вам, очень приятно.
Моя голова коснулась подушки, и я закрыла глаза.
– Витя! Почему работает телевизор?! – голос Галины Ивановны резок и капризен.
Этот голос незримо толкает мою мечту в спину, и она, словно ваза из тонкого стекла, падает вниз на гладкий полированный пол...
