Искатель, 1975 № 03 | страница 20

— Садитесь, — кивнул Каширин и, когда Матюхин уселся у стола перед солдатом на табуретке, усмехнулся: — Знакомьтесь — немецкий шпион. Из тех, кто ранил Лебедева.

Первый раз в жизни Матюхин видел живого, всамделишного шпиона и потому смотрел на раненого с острым и в чем-то болезненным интересом. Кто он? Как попал сюда? На чем провалился? Как дошел до жизни такой? И этот последний вопрос подсказал Андрею, что он сразу, сам того не сознавая, признал в шпионе русского.

Круглое лицо, нос картошкой, глубоко сидящие светлые глаза и темно-русый ежик стриженых волос — все могло встречаться и у других народов, но было и еще нечто неуловимое, но привычное, что сразу подсказывало — это русский. И Андрей быстро уловил это «что-то».

Руки. Тяжелые руки с крепкими толстыми пальцами и обломанными ногтями. На больших пальцах ногти покоробились, по ним прошли трещины. Вот эти тяжелые рабочие руки в сочетании со скорбным, нетаящимся взглядом светлых маленьких глаз и заставили Андрея определить национальность человека.

Руки лежали устало, покойно, и даже когда человек покачивал раненую руку, он делал это деликатно, стараясь, чтобы кто-нибудь не заметил ни его боли, ни его движения. А в глазах у него не было ни страха, ни ненависти, ни даже раскаяния. Была скорбь. Видно, он знал, что его ждет, и внутренне не противился этому, потому что в душе своей понимал — иного он не заслужил.

— Так вот, товарищ младший лейтенант. Я вызвал вас с людьми в надежде, что вы вместе с нашими ребятами поможете прочесать то место, где вы видели дым. Но все обошлось без вас. Немецкие разведчики напоролись на нашу засаду. Одного из них убили, двух ранили. Этот не сопротивлялся. Второй ранен тяжелее, и говорить ему трудно. Состав странный: немец — он убит, какой-то прибалт — и на русском и на немецком говорит с акцентом, — и вот русский. Из пленных. Поговорите с ним — есть кое-что интересное в тактике, — Каширин обратился к человеку на табуретке: — Суторов! Говорить все!

Шпион кивнул и оглядел Матюхина.

В таком положении Матюхин еще никогда не бывал и не знал, с чего начать и как начать. Суторов глазами показал на руку Андрея — на ней птичьей лапкой вырисовывались шрамы от зубов немецкой овчарки: после первого побега из лагеря Андрея травили собаками, и он, защищаясь, подставлял им руку.

— Овчарки?

Андрей сразу понял его и кивнул.

Суторов трудно вздохнул и отвел глаза.

— Ты, выходит, выбрался… — Он перевел дыхание и в упор посмотрел на Матюхина. — А я вот сдал…