Печаль и уныние — спутники "беспорядка", сначала внешнего ("он прибежал домой в совершенном беспорядке"), а затем и внутреннего. После беседы со значительным лицом, героем уже полностью овладевает то безобразие души, которое приводит его к предсмертному бреду.
В предсмертном бреду Акакий Акакиевич произносит гневливые, злые слова. Слушая их, "старушка хозяйка даже крестилась" (2, т.3, 131). Это еще один момент соприкосновения с "Лествицей". "Крайняя степень гневливости обнаруживается тем, что человек наедине сам с собою, словами и телодвижениями как бы с оскорбившим его препирается и ярится" (39, 89). В "Лествице" находим много примеров такого состояния, когда страждущий сие делается как бы безумным и иступленным" (39, 116). Описание смерти одного старца особенно напоминает гоголевский текст: "За день же до кончины своей он пришел в исступление, и с открытыми глазами опирался то на правую, то на левую сторону постели своей и, как бы истязуемый кем-нибудь, он вслух предстоявших говорил иногда так: "да, действительно, это правда; но я постился за это столько-то лет" ‹…› Поистине страшное и трепетное зрелище было сие невидомое и немилостивое истязание; и что всего ужаснее, его обвиняли и в том, чего он и не делал ‹…› В продолжении сего истязания душа его разлучилась с телом" (39, 84).
Финал "Шинели" перестает быть фантастическим, если признать идею шинели равноценной греховному помыслу, и посмотреть на него в свете обратной перспективы.
Хотя агиографический, житийный подтекст "Шинели" представляется нам бесспорным, однако в ряде статей, затрагивающих эту тему, на наш взгляд имеются явные несоответствия и натяжки. Так, например, в статье итальянской исследовательницы Ч. де Лотто приводится цитата из Гоголя: "Затем сожжен второй том "Мертвых душ", что так было нужно. "Не оживет, аще не умрет", говорит апостол. Нужно прежде умереть, для того чтобы воскреснуть" (1, т.8, 297). Слова эти толкуются исследовательницей как острое стремление Гоголя к жизни после смерти и "осознание необходимости смерти как средства достижения подлинной жизни через воскресенье" (22, 135).
Безусловно, Гоголь желал именно этого. Однако процитированные слова из апостола "Не оживет, аще не умрет", скорее свидетельствуют о намерении впоследствии восстановить второй том "Мертвых душ" в обновленном варианте. Известно, что Гоголь нередко уничтожал первые варианты своих произведений, после переделывая их заново.
