— Извините, — это ее слово прозвучало довольно жестко.
— Не надо извинения, — ответил он. На ее лице, несмотря на холод, появились капельки пота, и при виде этого его глаза сузились. Он осторожно развернул ее к свету, его руки заскользили по плечам и голове Рейн. Она почувствовала, как прядь волос соскользнула с виска и услышала, как он понимающе хмыкнул:
— Вы не сказали мне, что ранены. — В его серьезном тоне звучало очевидное раздражение заставившее ее жестко ответить:
— Не беспокойтесь, это не вы сделали.
— Я вижу. Почему вы ничего не сделали с этим порезом? Здесь нужен хотя бы пластырь
— Это ничего.
Расстроенная Рейн попыталась выскользнуть из его рук:
— Оставьте меня.
— Успокойтесь. — Он держал ее неподвижно и продолжал говорить о порезе.
— Нет, тут, пожалуй, надо наложить шов.
— Нет. — Рейн плотно сжала рот, всем своим видом не принимая его властную манеру держать ее. Она ведь не ребенок. Да и какое ему до нее дело.
— Один шов, — добавил он сухо. — Порез быстрее пройдет и не будет шрама. Впрочем, шрам — это не худшее, что может появиться от удара по голове. Вы, возможно, ушиблись сильнее, чем думаете. Весьма вероятно, у вас сотрясение.
— Я переживу. — В тот момент, когда она сказала эти слова, она хотела лишь одного — уйти поскорее. Подальше от больницы, от этого человека. Иначе она здесь же, при нем рассыплется на части. Она выразительно посмотрела на коричневого цвета жилистую руку, державшую ее подбородок, и он отпустил ее, но в последний момент схватил за запястье.
— Послушайте! — Рейн изо всех сил старалась сохранять самообладание. — Спасибо вам за заботу, но отпустите же меня, пожалуйста. Я не упаду в обморок.
— А вы уверены? — спросил он быстро, с легкой иронией. Его пальцы крепко сжали ее руку, на несколько секунд, не более. Она догадалась, что он щупал пульс. Затем он поднял обе руки жестом, говорившем о том, что он ее отпускает.
Рейн взглянула на него своими серыми базами, как ей казалось, достаточно красноречиво, чтобы надеяться на его уход, однако он не двинулся. Более того, он продолжал разглядывать ее, причем его синие глаза смотрели слишком пристально, слишком откровенно, и от этой бесцеремонности она чувствовала себя неудобно. Оценивающий взгляд задержался у основания ее груди и, хотя на Рейн была плотная одежда, не позволяющая увидеть ничего «лишнего», Рейн все е почувствовала, что щеки ее горят. Нет, с нее достаточно. Роясь в сумке в поисках проклятых ключей, она заметила, как он ухмыльнулся.
