Я повернулась к Джону и с удивительной силой схватила его за подбородок. Я повернула его лицо к себе, посмотрела ему в глаза и сказала с акцентом:
— Надиейус, ты сдиелаешь так, что я ние забуду этот виечер.
Он ответил в том же духе:
— Ты и твойя сиестра!
Шон, который пил прямо из банки, чуть не поперхнулся, услышав гениально смешной ответ друга, и всех снова охватил приступ хохота. В конце концов к нам присоединились Энн и Ричард. Кло передала сигарету Энн, та от души затянулась, и Дори Дей покинула дом. Она поняла, что Филип отсутствует, лишь несколько минут спустя.
Когда она задала вопрос о его местонахождении, Кло ответила лишь:
— Ушел.
Джон добавил:
— Но мы его не забыли.
Мы согнулись от хохота, и Энн воскликнула:
— Боже!
Вечер шел своим чередом. Мы с Джоном немного потанцевали — фактически мы лишь покачивались, прижавшись друг к другу. Энн поставила песню Принца «Багровый дождь», нашу песню. Мы продолжали раскачиваться. Мы вспоминали вечер, когда слушали эту песню и придумывали прозвище нашему новенькому со старыми дырками «форду — эскорт». Это вызвало у нас улыбку. Под конец песни Джон закружил меня и в итоге уронил. Несмотря на эту мелкую неприятность, я ощущала себя Джинджер Роджерс (Джинджер Роджерс (1911–1995) — американская актриса и танцовщица выступавшая в паре с Фредом Астером) — вот она, сила наркотиков, туманящих сознание. Джон помог мне встать на ноги, после чего поцеловал, и я снова почувствовала себя шестнадцатилетней. Он в любой момент мог подарить мне это чувство, и в том числе за это я его и любила.
Гости начали расходиться, и Кло исчезла под лестницей привычка спать там осталась у нее после колледжа. Мы, беспечные, забыли о ней, когда уходили. Было три утра, и беседа между Ричардом и Джоном о каком-то глупом футбольном матче находилась в самом разгаре. Мы стояли у двери. Я к тому времени сильно устала и замерзла.
Наконец Энн объявила, что нам пора, и мы отправились на улицу. Мы не успели дойти до конца тротуара, когда я вспомнила, что забыла зажигалку. Я захотела вернуться в дом и забрать ее, но Джон настаивал на том, чтобы сделать это утром. Я и слушать не хотела. Это была посеребренная «Зиппо», которую Ноэль подарил мне на мой двадцать первый день рождения. Он даже сам выгравировал на ней надпись, и я ее обожала. Не только потому, что это была крутая зажигалка, но и потому, что для меня она означала его принятие моего гедонистического (люди приемлющие такой образ жизни, признают наслаждение высшим благом, целью жизни) образа жизни, поэтому, несмотря на возражения Джона, я повернула назад. Он сказал, что подождет на улице.
