— Журка, да неужели ты не узнаешь, кого изобразил дядя Андрюша в лице этого принца? — лукаво и весело допытывалась у брата Надя.
— Постой… сейчас… Я принесу стул и погляжу поближе.
И мальчик стремительно бросился в угол, захватил невысокий табурет, живо подтащил его к картине и взгромоздился на него, к немалому смущению сестры.
— Вижу! Вижу! Теперь узнал! Наша Ия Аркадьевна! Она, она, как живая! — закричал он, забывшись, не только на всю студию, но и на весь дом.
— Ну, ну, она, конечно! — вторила брату и Надя, — и ведь, что удивительнее всего, что дядя Андрюша наизусть нарисовал ее, она даже не позировала ему, как тетя Нетти… A между тем, как хорошо, как похоже вышла Ия Ар…
Надя не успела докончить своей фразы. Вся вытянулась… Побледнела… Ей ясно послышались чьи-то торопливые, быстрые шаги за дверью…
— Нетти! Слезай скорее! — отчаянным шепотом зашептала она брату. Скорей, скорей, прыгай на пол!
И сам Жура отлично сознавал, что медлить было нельзя… Но от смущения или от испуга, мальчик растерялся и спустил одну ногу на пол лишь в ту самую минуту, когда дверь студии уже распахнулась настежь и зеленая от гнева сюда стремительно вбежала Нетти.
При виде разъяренного лица молодой женщины, Жура уже окончательно растерялся… Он пошатнулся… Табурет выскользнул у него из-под ноги…
Инстинктивно, чтобы удержать равновесие, он схватился за края картины, и в тот же миг и табурет, и Жура, и самый мольберт с картиной тяжело грохнулись об пол…
* * *
— Ай! — пронзительно взвизгнула на весь дом Нетти, бросаясь к накрытому полотном картины мальчику.
— Ай! — словно эхо отозвалась на смерть перепуганная Надя.
В следующую же секунду, бледная от ярости Нетти, вся трясясь и скрежеща зубами, подскочила к Журе… Еще секунда… И, освободив мальчика от упавшей на него картины, она осторожно водворила последнюю на прежнее место, бросила беглый взгляд на полотно и, убедившись, что вещь ничуть не пострадала при падении, Нетти весь свой гнев, свое негодование и бешенство обрушила на затихшего от испуга Журу.
— Ага, так то вы меня слушаетесь, дряни вы этакие! — сквозь стиснутые зубы зашипела она и, сжимая кулаки, наклонилась над ошалевшим от ужаса мальчиком.
— Погоди же! Расправлюсь я с тобой, негодяй! — с перекосившимся от ярости лицом глухо роняла она, нагибаясь все ниже и ниже к бледному личику ребенка.
Но тут произошло нечто совсем непредвиденное молодой женщиной. В одну секунду между ней и Журой очутилась дрожащая, как лист, фигурка Нади и трепещущий голос девочки залепетал, едва выговаривая от волнения слова:
