— Как вы смеете! Оставьте меня в покое, я ненавижу вас! — с отвращением и негодованием вырвалось у девочки, — я пожалуюсь Андрюше, я…
Катя не договорила. Слезы обиды и гнева обожгли ей глаза… Она прислонилась к кладбищенскому забору, который они огибали в эту минуту, и закрыла лицо руками. Валерьян растерялся, не зная, что делать, что предпринять.
Остальная часть компании успела уйти далеко вперед. Откуда-то издали уже слышались звонкие голоса барышень, смех Нетти.
Совсем сконфуженный, юноша сделал попытку уа завладеть Катиной рукой.
— Вот спичка-то! Вот фейерверк-то! Ну, и характерец у вас, Катенька. Я думал, что на правах родственника имею право поцеловать вас, как милую, славную девочку, a вы точно ежик… Право — ну, ежик. Фырк! Фырк! Перестаньте же, дайте же мне вашу лапку, будем по-прежнему друзьями, — говорил он вкрадчиво, переминаясь с ноги на ногу.
— Отстаньте от меня! Оставьте! — неожиданно для самой себя, резко крикнула Катя, снова отталкивая руку юноши, — вы мне противны. Да, противны все, все, все!.. И за то, что вино пьете… За то, что чушь всякую несете все время и глупости делаете. Я уже не маленькая, мне скоро минет пятнадцать лет. И я не позволю себя обижать! — Не позволю! — уже кричала теперь громким, плачущим голосом Катя.
— То есть, как это противны?.. Все противны, и Нетти; и я? — недоумевал Валерьян.
— Да, да, да! — не помня себя, твердила девочка.
— А, так вот вы какая капризная, упрямая. Ну, в таком случае, разрешите хотя бы проводить вас до мотора, и подождите нас, пока мы не вернемся к вам, чтобы ехать обратно, — уже холодным, недовольным тоном, произнес обиженный Валерьян.
— Убирайтесь вы от меня! Я и сама найду дорогу к мотору, — крикнула так пронзительно Катя, что молодой князек поднял руки к ушам и, совершенно оглушенный, замотал головой.
— Но зачем же так кричать? Точно вас режут. Право, я и так уйду, согласно вашему приказанию. A вы потрудитесь сесть в автомобиль и подождать нас.
— Это не ваше дело! — грубо отрезала Катя, — уходите!
— Слушаюсь, ухожу…
И, повернувшись на каблуках, юноша побежал вприпрыжку догонять остальную компанию.
— Глупая девчонка! — по дороге бранил он Катю, отводя душу, — тоже вообразила себе, что неотразимо-хороша собой и еще ломается. Мещанка этакая! A того не понимает, что ничего-то в ней хорошего нет, смуглая, черная, как голенище, глаза, как плошки, a туда же!.. — «Вы мне противны», ах, скажите, пожалуйста! Ничтожество этакое, туда же возмущается, грубит! — совершенно уже разошелся Валерьян.
