Ребра пропали. Сгнили, или их сожрал бродячий пес... Без вина труп воняет. А выпить и закусить. Гиена. Где.
Доктор выслушивает вполне серьезно все, что я говорю. Одно из самых первых впечатлений моего пробуждения к новой жизни: таз с красноватой водой, как в кухне, когда моют мясо. "Ведь это была моя кровь?" "Да". - Доктор потер кончик носа и спрашивает: "Вам не приходилось слыхать от матери трудные были роды?" - "Да, мать всегда говорила: Трудный ты мой". Меня она зато и любила больше всех. - "Вот видите, куда бессознательно обращается память при травматическом неврозе". Он говорит со мной, как с нормальным человеком, что я уж здоров.
Доктор про войну: "Война - травматическая эпидемия". Полагаю, что это не он выдумал. С такими волосами на руках не выдумаешь.
--------------
Ухудшение. Доктор волнуется, разводит руками. Марья Петровна в его отсутствии со злостью: - "Докорячился". Меня охватывает иногда такое чувство полноты, что кажется надуваюсь и вот лопну. А тощой - рука на одеяле, как куриная лапка из супа.
--------------
"Марья Петровна, женщинам не надо в солдатских лазаретах". - "Много вы понимаете". - "Немножко". - "Много бы без нас осталось живых. Он как труп режет. А мы кровь держим". - "А вот у меня швы разошлись". - "Не корячься". - "Меня тянет". - "Хороший признак. Скоро встанете". - "Подите сюда. Можно?" Она терпеливо и серьезно, но без скуки: - "Можно!" Я волнуясь, отстегиваю кнопки у нее на груди и обе руки ей за пазуху. Теплая, мягкая. "Ну, будет! Вы думаете, он этого не знает? Он то понимает, что без нас ноль вся его асептика, антисептика. Не корчись. Будь солдатом!"
--------------
В ее словах не все вздор. Он ковыряет с таким равнодушием, что от одной злости не больно. А когда она с ртом сведенным в гримасу сострадания снимает кровь комками ваты - мучительно. Будто рукой попал в осиное гнездо. Но если бы не этот милый рот, сведенный болью за другого, чужого человека, то и ковырять я ему не дал бы ни за что.
--------------
Теперь я и без доктора знаю, что дело быстро идет к "востанию". Хорошее слово, а забытое. Скоро я востану. Сегодня Марья
Петровна мне: "Опустила в ящик ваше письмо". - "Как, только теперь!" "Раньше нельзя было". Письмо жене.
--------------
Прибирает на столике. Спрашиваю: - "Почему у меня отдельная комната?" "Потому что вы интересный". Переспрашиваю: - "Интересный?!" - "Да". Взглянула на меня. Всплеснула руками и упала в припадке смеха на стул: "Ой, уморушка. Интересный!" Она вытирает слезы. Я обиженно: - "Не понимаю, чего вы". - "Ему интересный. Ему честь и слава, что он такого на ноги поставил. Контузия интересная". - "Я думал, вам". Вполне огорченно. Она сердито, устало и брюзгливо: - "У меня таких интересных семь человек да неинтересных..." - "И как же, со всеми то же". - "Кому надо то же, а кому и не надо". Несомненно, я выздоравливаю - новый тон. И будто в первый раз вижу, что она не молода, - нет у ней не старое, а древнее лицо. Мужа убило еще в 1914. Кадровый офицер.
