И хотя Федор противился Стешиному выходу в тайгу и понимал — решиться на такое могла только горожанка, — в душе он был рад за Семена, которого так любят.
Стеша сидела на средней скамье длинной лодки егеря, на которой при надобности и груз солидный можно было перевезти, и едва не копну сена. Вспомнив нечаянно, что Семен называл скамьи в лодках по-морски «банками», Степанида Кондратьевна едва удержалась от слез. Зажав ладони между коленями, Стеша томилась вынужденным бездействием. Ей казалось, что если бы они шли, а не плыли, то ее состояние, настроение было бы другим. Она тогда как-то физически ощущала бы приближение к разгадке происшедшего с Семеном и Комоловым. Стеша убедила себя, что между ними возникла какая-то неразрывная связь. Не по прихоти же Семен спрашивал ее об Антоне. Для себя Стеша не признавала Антона любимчиком, как говорится, но ответственность и за поведение Комолова не давала ей покоя. Пусть в рассуждениях с мужем она кокетничала, говоря о своей профессии, но, коли дошло до дела, Стеша не могла исключить и собственной вины. И ждать развязки дома совесть не позволяла.
После размолвки с Зимогоровым еще на кордоне Стеша без нужды не заговаривала с егерем. Федор, в свою очередь, тоже не навязывался в собеседники. За двое суток с короткими ночлегами они около двухсот километров прошли против течения. Идти по реке Федор решил в последний момент, рассудив, что повторять путь Семена Васильевича посуху да еще пешком бессмысленно. Надо как можно скорее выйти к Хребтовой, к Комолову, мимо которого инспектор не пройдет, раз спрашивал о нем. А к Антону можно было добраться и минуя участки охотников-удэгейцев.
Против приподнятого над водой носа моторки маячила слепящая, искристая полоска солнечных бликов. Она словно преследовала лодку. Глаза егеря устали и слезились. Он натянул фуражку до бровей, но и это плохо помогало.
Вскоре моторка пошла мимо отвесных скал-щек. Федор немного отдохнул от слепящего надоедливого света в сумрачной прохладной тени. Егерь нетерпеливо ждал последнего поворота, выжал из мотора все, что тот мог дать, выкатился на приволье плеса с широким разворотом и увидел вдали, среди поймы, рыжий скалистый мыс, крохотную избушку-заимку около его вершины. Вся эта яркая картина четко вырисовывалась на фоне огромной иссиня-аспидной тучи, которая по-медвежьи вздыбилась над дальними вершинами гор.
Очень слабая надежда Федора, что Семен Васильевич, может быть, окажется здесь, на заимке, растаяла. Никто из избушки не вышел на косогор, хотя Федору показалось, будто кто-то понаблюдал за ними и исчез.
