Действительно, в последнее время как-то так произошло, что именно претензии к деятельности милиции вышли у нас на первый план. И дело искусно подаётся так, как будто бы милиция – это что-то самостоятельное и самодостаточное, чуть ли не своевольное. И получается, что все те безобразия в деятельности этого ведомства, о которых мы теперь наслышаны, вроде как следствие исключительно его же, этого ведомства, собственных недостатков. Более того, придворные политологи и пропагандисты спешат напомнить, что милиция создавалась как «вооружённый отряд партии» (хотя, по-моему, это относилось к ЧК) или как минимум вооружённый отряд победившего пролетариата. И чуть ли не в этой предыстории находят корни всех нынешних бед и проблем.
Предлагаемая логика проста как огурец: раньше, во времена Советского Союза, всё было плохо, чуть ли не голод даже в 70–80-е годы – своими ушами слышал это на популярной радиостанции от бывшего помощника президента Ельцина, ныне известного «исследователя коррупции». Хотя, согласитесь, между нехваткой продуктов в свободной продаже с крайней ограниченностью их ассортимента и голодом разница принципиальная… Теперь же всё здорово – осталось милицию привести в соответствие с новыми реалиями, переименовать в полицию, которая по этой логике вдруг начнёт заботиться о безопасности простого гражданина, – и тогда заживём.
Даже не спрашиваю, верна ли эта логика, но есть ли в ней хотя бы капля добросовестного подхода к проблеме?
При здравом подходе отталкиваться можно хоть от Конституции, в которой нет понятия «милиция», но есть понятие «исполнительная власть», хоть от правды жизни, никакой Конституцией не стеснённой и на Конституцию редко оглядывающейся, – нет у нас в стране (равно как и в любой другой) и не может быть никакой самостоятельной и своевольной милиции, но есть государственная власть. Милиция же – всего лишь одно из её подразделений. Причём не ведущих, а абсолютно подчинённых власти, её обслуживающих и непосредственно контактирующих с населением. Это как руки, касающиеся других, и мозг, прямо никого не касающийся, но этими руками управляющий.
Так если руки делают не то, что надо, что же тогда надо «реформировать»: руки или всё-таки мозг?
Известны нам, конечно, ещё и древние законы, в соответствии с которыми за воровство, очевидно спланированное и осуществлённое (на уровне принятия и реализации решений) головой, отрубались тем не менее именно руки. Но этот пример свидетельствует лишь об одном – об ограниченности применения приведённой аналогии. Ограниченности (применительно к человеку руку отрубают, но и боль и прочие последствия наносятся всему человеку), но вовсе не неуместности в данном случае.
