— Чай, это хорошо, — заметил он, отхлебывая из кружки, — а то совсем замёрз, стоя на юру!
— А кто тебя там держал? — спросила Прасковья.
— А держал меня Митька Жук, — в тон жене ответил хозяин. — И не только меня одного, но почитай всё село!
— Он, что ж, собрание на улице проводил?
— Вроде того, но иного рода. Да я гляжу, вы не знаете, что твориться на селе? — отодвинув от себя кружку, серьёзно сказал Володька.
— Ну и что же там твориться? — Не бросая шутливого тона, поинтересовалась Прасковья.
Володька резко поднялся, вылез из-за стола, вытащил из кармана полушубка кисет и дрожащими палицами стал свертывать цигарку. Достал из печки огонек, прикурил и жадно затянувшись, ответил женщинам:
— Вот вы сидите здесь в тепле и пьете горячий чай. А там людей, от мала — до велика, раздетыми, выгоняют из своих домов на улицу.
— Как выгоняют? Зачем? — Не понимая сказанного, спросила Прасковья.
— Ты, Прасковья, все зубоскалишь, все насмешничаешь, а не понимаешь такого слова, как раскулачивание. Пока вы тут чаевничаете, Митька Жук со своими помощниками выбросил на улицу целые семьи, отобрав у них не только дома, но даже еду и одежду. Раскулачили Рыбиных, Хохлов, Дымковых, Чульневых, Егора Ивановича, его брата Митрофана, и еще кое-кого. Понятно! Одним словом, раскулачили всех, кто состоял в кооперативе Сергея Пономарёва!
— Господи! — перекрестилась Прасковья. Смешинки в глазах потухли и она на миг растерялась. — Так он и до нас доберётся, как-никак мы родня Пономарёвым, ведь ты сказал, что батю раскулачили!
— Едва ли нас раскулачат. Мишка Жогов сказал, что партийцы решили раскулачить в первую очередь самых работящих, то есть тех, к кому люди прислушиваются и уважают, тем самым, припугнув и других. Якобы для того, чтобы другие, глядя на них, не отказывались становиться колхозниками. Нас же не тронут, так как, во-первых, мы подали заявление в колхоз. Во-вторых, я единственный кузнец в селе, а без меня колхозу не обойтись.
— Если раскулачили всех, кто состоял в кооперативе, то нас должны, в первую очередь раскулачить, ведь Сергей создавал этот кооператив. Господи, боже мой, что же происходит? — Дарья вылезла из-за стола и стала торопливо одеваться.
— Я спрашивал Мишку, — вслед Дарье проговорил Володька, — а он мне ответил, что Козырев распорядился пока не трогать Серегу и Никиту!
Но Дарья, очевидно, не слышала его последних слов, торопливо хлопнув дверями.
Евдокия тоже стала собираться. Рассказ зятя, словно обухом оглушил Дарью и она, выскочив на улицу, кинулась домой, не видя ничего вокруг, не замечая толпившихся людей и множество повод с зерном, рабочим инвентарем, домашней утварью и другим барахлом, наваленным в них. В доме было тихо, очевидно детишки еще бегали по улице, а за столом сидели друг против друга два брата — Сергей и Никита. При появлении Дарьи они замолчали и тревожно посмотрели на нее. По этим взглядам она поняла, что твориться на селе им известно. Кроме того, они не стали ее ни о чем расспрашивать, а возобновили, прерванный ее приходом, разговор.
