Братья закурили, молча, посидели, думая каждый о своем.
— Я, Никита, теперь уверен, — продолжал Сергей — что в ЦК и в правительстве сидят такие же никчемные люди, как наш Митька Жук и Варька Култышкина. Ведь давно подмечено, что скажи мне, кто твои друзья, и я скажу кто ты. Если бы было иначе, то Москва бы поддерживала не лодырей и бездельников, а людей деловых, честных, работящих. Ты сказал, что может быть мне принять предложение Козырева. Я не согласен с этим не только потому, что в колхоз тянется всякая шваль, а потому, что эта шваль будет разлагать людей. Недаром говориться, что если в стаде заведется одна паршивая овца, то она все стадо испортит. Вот Иван Рыбин с братом Ильёй скашивают по десятине ржи в день, а Митька Жук или Петька Лобода никогда косы в руках не держали. Как их можно поставить рядом с Рыбиными, а Жогова с Чульневыми. Посмотрят работяги, привыкшие вставать с петухами и работать до седьмого пота, на лодырей, и тоже станут работать спустя рукава. Они уже не побегут чуть свет в поле, не станут косить, когда Лобода или Жогов будет отдыхать под копной. Люди скоро поймут, что они не обязаны на них работать, на их детей, на их благо. Это и есть самое страшное в колхозе. Эта вся компания по коллективизации сельского хозяйства есть ничто другое, как авантюра, и в ней я участвовать не собираюсь. Я не хочу обманывать народ. Подожду, посмотрю, а там видно будет. А ты, Никита, поступай, как знаешь. Я тебе не советчик!
Брат встал и, не попрощавшись, ушел.
На другой день все вышло совершенно не так, как планировало партийное руководство села, а шиворот — навыворот. С наступлением темноты и всю ночь шел забой скота. Под нож пускали не только свиней и овец, но и дойных коров, не говоря уж о яловых и бычках. На полученные от колхоза деньги скупили всю водку и самогон, жарили печёнку, варили требуху. Ходили друг к другу в гости, обильно угощали мясом родных и соседей, предлагали целые туши беднякам, пели песни.
Глухой Митрон тоже забил корову и телку, но куда деть столько мяса не знал.
Много ли им нужно было со старухой. Повертелся по дому, походил по двору, заглянул в сарай, где висели туши, и такая его взяла тоска, хоть в петлю. Долго он мучился в своем раздумье, пока не решил проведать своего младшего сына Михаила. С тех пор как Митрон отделился от сына, прошло немало времени, немало утекло воды, но между ними так и не наладились доверительные отношения. Ссориться они не ссорились, но не было тех чувств, которые обычно бывают между отцом и сыном. Самый младший в семье, любимец матери, Михаил рос, не в пример старшим братьям и сестрам, лодырем и гулякой. Отцовский надел он вскоре промотал и его все чаще видели не в поле, а в сельсовете, где он нашел родственные души в лице Митьки Жука и Гришки Казака. Митрон давно махнул на него рукой, считая его выродком и пропащей душой. Но последние события заставили Митрона поговорить с сыном, ведь он, как никак, околачивается около начальства и, может быть, что-нибудь подскажет или посоветует путного.
