Ложь. Записки кулака | страница 12



— Хорошо, мои дорогие, — начал Козырев, дождавшись тишины, — я согласен с вами.

Не будем спешить с председателем колхоза, а выберем группу колхозников, и пусть они сами ведут переговоры с Сергеем Егоровичем, а о результатах доложат на следующем собрании. Согласны? Вижу, что согласны. Не все у нас получилось гладко, но продолжим работу. Прошу Дмитрий Степанович!

Митька, как ни в чем не бывало, встал и продолжил:

— Товарищи колхозники! Наступает весна, а с ней начнется посевная. Вы знаете, что ни плуг, ни сеялки сами по полю ходить не будут, их нужно чем-то тащить. Конечно, Иван Иванович обещает помочь тракторами, но их у него всего два и основная работа на селе ляжет на лошадей. Я знаю, что крестьянин ухаживает за своей лошадью, как за невестой, но не у всех нас есть достаточно корма, чтобы держать их в теле до посевной. Поэтому, первое — завтра же всех лошадей села свести во двор Митрофана Рыбина, благо у него есть конюшни, сараи и рига. На этих же лошадях из каждого двора отвезти к Рыбину половину запасов сена, весь запас овса и ячменя. Ответственным за это, назначается председатель сельсовета Попов Григорий Федорович. Второе — необходимо во всём селе собрать всю, какая есть, посевную технику и свезти во двор к Владимиру Полякову, нашему кузнецу. Отвечать за инвентарь будет Гандобин Василий Ефимович. Когда мы справимся с этими делами, мы следом объединим коров, овец и свиней. Коров поместим на гумне у Егора Пономарёва, овец у Пономарёва Митрофана, свиней у Чульневых. Естественно снабдим весь скот кормами. Пока у меня все, Все остальное будем решать в рабочем порядке!

Потом встал Козырев:

— Считаю, всем все понятно, вопросы все исчерпаны. Только у меня будет небольшое объявление. Всем, кто запишется в колхоз, будет выплачено пособие в сумме пятидесяти рублей на двор. Деньги можете получить в сельсовете!

Последнее заявление Козырева было встречено одобрительно, но выступление Митьки Жука потрясло весь жизненный уклад села. Слухи о том, что вся земля и скот у крестьян будут отобраны и переданы колхозу, словно громом поразили людей. В каждом дворе, в каждой семье эту весть обсуждали со всех сторон. Шла масленица, но люди ходили друг к другу не на блины, а за слухами, проклиная себя за то, что поленились сходить на собрание. Разговоры шли не только по домам, в кругу родных, но и прямо на улице при случайной встрече двух — трёх людей. Этому способствовала и хорошая погода, установившаяся после жестоких святочных морозов и метелей. Сильно потеплело, снег усел, и в воздухе веяло весной. Но людям было не до праздника, не до щедрот природы. Все мысли и разговоры у них сводились к тому, что землю, инвентарь, лошадей отберут, и говорят, что отберут весь остальной скот. Где будем брать мясо, молоко, сало? Где будем брать муку на хлебушек, пышки и блины? Из чего будем заводить квас? В голове возникало и на языке у каждого вертелись сотни вопросов, но никто толком не мог рассказать людям, как жить дальше. Члены группы бедноты злорадствовали, говоря другим односельчанам, что ваше время прошло и теперь наступило наше. Бабы, которых было большинство на собрании, не поняли умных речей начальства и ничего путного не могли объяснить. Даже толковые мужики, слышавшие все лично, поняли только одно, что землю и всю скотину передадут в колхоз. И катились по селу всевозможные слухи, одни чуднее других. Кто говорил, что отберут только землю, и будут пахать тракторами, другие уверяли, что отберут скотину и отправят в город, третьи говорили, что землю отбирать не будут, её выкупят за деньги, вон уж в сельсовете за нее дают по пятьдесят рублей. Находились и такие, которые на полном серьёзе по секрету сообщали, что в колхоз соберут не только скотину, но и баб. А голосистые девчата распевали по ночам частушки: