. Толкин отмечает, между прочим, что даже имя Корделия происходит от имени некой полубогини по имени Крейддилад, упоминаемой в одной из версий истории о «Вечной Битве»
[89], истории, которая, впрочем, интересовала Толкина и по другому поводу. Шекспир, разумеется, не мог ничего знать о Ноденсе или о Беовульфе, хотя в сюжете «Беовульфа» некоторые умудряются отыскать первое туманное предвестие истории о Гамлете, принце Датском
[90]. Это вовсе не означает, что древние истории не могли некоторым образом воспользоваться Шекспиром как чем–то вроде рупора и действовать через его посредство, хотя бы даже претерпев множество изменений. Возможно, Толкин сделал такой вывод: как и в случае с названиями Эйкман–стрит и Кузницей Виланда, даже образ короля Лира может содержать в себе свидетельство о некой английской — или британской — преемственности.
То же самое можно сказать и о Старом Короле Коле[91]. Толкин не воспел его в эпических стихах. Сегодня нам понятно, почему однажды в «Чудовищах и критиках»(76) он обмолвился, что Мильтону, дескать, незачем было бы, пожелай он того, «пересказывать благородным стихом историю о Джеке и горошинке — он мог бы замахнуться на кое–что и похуже». Иными словами, он мог бы, например, взяться за переработку какой–нибудь древней поэмы о чудовищах вроде утерянного «Избавления Теодориха»[92]… Но если бы Толкин все же взялся за разработку этого образа, он, конечно, не забыл бы о том, что у «старого веселого и доброго дедушки Коля» много общего с королем Артуром и королем Лиром — у них похожее происхождение, и вульгаризации они с течением времени подверглись одинаковой[93]. Этот интерес к процессу вырождения легенд, возможно, объясняет, почему Толкин попробовал свое перо не на одном, а на целых двух стихотворениях о Человечке с Луны (первое — «Человечек с Луны поторопился» — было впервые напечатано в 1923 году, а тридцать девять лет спустя вошло в книгу «Приключения Тома Бомбадила»[94]); второе — «Кошка и скрипка, или Скандальная тайна детского стишка раскрыта» — тоже было впервые опубликовано в 1923 году, но известно гораздо лучше, потому что Толкин вложил его в уста Фродо(77)[95]). Серьезными эти стишки не назовешь, однако они делают свое дело, а именно — с одной стороны, поддерживают канву сюжета, с другой — дают хоть какое–то рациональное «объяснение» двум образчикам абсолютно бессмысленных «чепуховин», которые мы называем сегодня английскими детскими стишками. В одном из них корова прыгает через луну
