— Очухивается понемногу, — услышал Фостий впереди и выше себя мужской голос. Незнакомец громко и зловеще расхохотался.
— Надолго же он вырубился, ей-ей.
— Может, позволим ему видеть, куда он едет? — спросил другой голос, теперь уже женский. Фостий его сразу узнал: Оливрия. В бессильной ярости он стиснул зубы; стонать ему сразу расхотелось.
Мужчина — возница? — ответил:
— Не-а. Нам велели первую часть пути проехать так, чтоб он не знал, как его везут. Так приказал твой папа Ливаний, так мы и делаем. Так что не вздумай его развязывать, слышь?
— Слышу, Сиагрий, слышу, — отозвалась Оливрия. — Жаль. Нам всем стало бы лучше, если бы он смог хоть немного почиститься.
— Когда я разбрасывал на полях навоз, вонища была и похлеще, — ответил Сиагрий. — Ничего, он от вони не помрет, да и ты тоже.
Фостий, придя в себя, тоже ощутил неприятный запах, но только теперь понял, что он исходит от него. Выходит, он обгадился уже после того, как предложенная Оливрией настойка — та, что должна была утихомирить его разбушевавшийся желудок — лишила его чувств. «Я за это отомщу, клянусь благим богом, — подумал он. — Я…» Фостий сдался, потому что никак не мог придумать достойный способ мести.
— Жаль, что он не подошел ко мне и не поговорил, когда увидел меня в обозе, — сказал Оливрия. — Он ведь меня узнал, я это точно знаю. Думаю, я смогла бы уговорить его отправиться с нами добровольно. Я знаю, что он встал на светлый путь Фанасия. Пусть не окончательно, но встал.
Сиагрий громко и скептически хмыкнул.
— С чего это ты взяла?
— Он не возлег со мной, когда ему представилась такая возможность.
Сиагрий вновь хмыкнул, но уже несколько иначе.
— Что ж, может быть. Но все равно. Нам велели связать его покрепче, и мы это сделали. Ливаний будет нами доволен.
— Значит, будет, — отозвалась Оливрия.
Они с Сиагрием продолжили разговор, но Фостий перестал их слушать. Сам он не сумел догадаться — хотя, пожалуй, должен был, — что его похитители оказались фанасиотами. Иронией судьбы оказалось и то, что это сделала Оливрия, и сам факт ее участия причинил Фостию боль. Если бы у него имелся хоть какой-то выбор, он избрал бы другой способ присоединиться к ним. Но выбора ему не предоставили.
Ухватив губами повязку, он попытался втянуть в рот кусочек ткани. После нескольких неудачных попыток ему удалось зажать ее между передними зубами. Он попробовал перегрызть повязку, но через некоторое время решил, что это легче сказать, чем сделать и направил усилия на то, чтобы освободить рот, сдвинув повязку на подбородок. Ему уже начало казаться, что успех придет не раньше, чем они доберутся до места, где их ждет Ливаний, и тут край повязки соскользнул с верхней губы. Теперь он не только мог при желании заговорить, но и дышать стало гораздо легче.
