Здравствуй, здравствуй, о царица,
Здравствуй, здравствуй, красная!.. {59}
В представлении, которое я описываю, все шло очень живо благодаря Художественной натуре итальянцев и какому-то доброму гению, внушившему актерам играть Шекспира, как они играют своего immortale Goldoni. Самая драка Монтано с Кассио вышла отлично, вышла так, что могла разбудить Отелло, вырвать его из объятий его обожаемой Дездемоны.
Явился _сам_ - и это появление _самого_ действительно могло заставить _прильпнутъ язык к гортани_. {60} Вы знаете, что немногоречив тут Отелло, но немногие речи его были поистине грозны, - а лучше-то всего, что и появление и речи вовсе не рассчитывали на эффект. Старый венецианский генерал _задал страху_своим подчиненным и только, - но все поверили тому, что он задал им страху. И вновь мелодически-страстные тоны, но в которых звучало еще не стихшее раздражение, - раздались при появлении Дездемоны... Я уверился, что всего этого нельзя было _сделать_, что это рождено вдохновением, что сей господин играет, по удачному выражению Писемского, _нервами, а не кровью_. Иван Иванович взял меня под руку по конце второго акта (что означало у него особенное, лирическое расположение), и мы опять направились в кофейню.
- Ну-с!.. - сказал он, поглядевши на меня с торжеством.
- Да-с! - отвечал я ему, не употребивши даже обычного между нами присловья, что Nuss по-немецки значит орех.
Этим разговором мы и ограничились... Иван Иванович выпил еще одну рюмку коньяку, на что я смотрел с горьким чувством неудовольствия, ибо знал по многократным опытам, что подобная быстрота деятельности весьма надолго не предвещала ничего хорошего; впрочем, неприступал к нему с советами и укорами по причине их совершенной и по опытам же дознанной бесполезности. Зная притом, что он _огасал_ - как он выражался - очень не скоро, я насчет сегодняшнего вечера оставался покоен. Его _загулы_ длились обыкновенно по целым неделям, но только к концу их приходил он в то нервическое состояние, в котором человек бывает способен видеть существа иного мира, большею частию. в образе зеленого змея или маленьких дразнящих языками бесенят... В первые же поры он доходил только до трагизма, до мрачной хандры, чтения стихов из лермонтовского "Маскарада" и бессвязных, но ядовитых воспоминаний.
Мы вышли из кофейной скоро - третий акт еще не начинался, а так как в зале театра было душно, то мы прошлись еще по коридорам, все-так же, впрочем, молча.
