Макс знает о Тори и только качает головой, когда я пытаюсь ему объяснить, почему я не могу до того дотронуться. Максу удобней высказать предположение, что я просто никак не могу освоиться с мыслью, что в кои-то веки не меня кто-то пытается трахнуть, а… Проще говоря, он смеется: "Научись быть сверху".
Сбивает меня с толку, и мне только и остается, что улыбаться в ответ. В этом он меня не понимает.
Я думал о том, что Тори сейчас — идеальная игрушка, именно такая, которой жаждут все эти твари. Он беззащитен, он не понимает, что делает и просит, он удивительно красивый, он покорный, он опытен — в "Меньше слов" позаботились об этом, а то, что он сумасшедший, могло бы стать дополнительным бонусом, особенным изыском в чьей-нибудь частной коллекции — я хорошо разбираюсь в таких вещах. И я видел однажды, как после того, как Тори сделали эту незаживающую рану — открытую глубокую рванину мягких тканей на груди, сцепленную стальными клепками — сцену, заставившую меня сделать ошибочный вывод о предназначении этой раны.
Я видел дрожащие от боли густо-фиолетовые зрачки в обрамлении желтых искр, видел раскинутые, окольцованные наручниками, хрупкие запястья и блестящий от свежей крови член хозяина, медленно погружающийся в открытый глубокий разрез на его груди. Тусклый блеск хирургических клепок и неторопливые движения внутри распластанного скальпелем детского тела, стекающие густые алые капли, скользящие по возбужденному члену, тонкие пленки разорванных тканей, отчаянный крик, тяжелое дыхание и напряженная гримаса на бледном лице — отпечаток переживаемого хозяином удовольствия.
Многим людям такое пришло бы в голову, я знаю… Вот и еще один бонус к цене Тори.
Я все это осознаю, потому что жил среди них, но почему же я так и не понял, что они чувствуют при этом? Я выворачивал свою душу наизнанку, пытаясь найти хотя бы слабый признак того, что мне хотелось бы использовать Тори. Не нашел.
Да, к черту все это… Находиться здесь и ворошить прошлое не имеет смысла. Ты думал, обезопасишь меня, просто связав мне руки? Может, это бы и было так, если бы не Макс. Нормально разговаривать и защищаться я научился от него — практически одновременно.
Арин приподнял запястья, безошибочно нашел глазами нужную точку на открытой шее Ская, тронул пальцами металлическую застежку ремня, вывернув кисть, но вдруг отстранился, опустил голову, задохнувшись от боли, не сдержав стона.
Скай почувствовал, как скользнула по его шее прохладная рука, приподнялся, глядя непонимающе на согнувшегося на полу Арина:
