Он сцепил зубы и присел рядом с Наташей, почесывая грудь.
— Дела, Наташа, — начал и умолк. Что можно сказать в два часа ночи, когда от цифр трещит голова и не до слов? — Наташенька, у меня много работы... Кофеварка барахлит. Сама знаешь — рейсы тяжелые. Придем домой, во всем капитально разберемся. Потом поговорим, не сейчас.
— Я уже слышала «потом». Из-за твоего «потом» у нас уже полгода тянется медовый месяц. Людмила Львовна говорит, что, если что случится, ты меня бросишь.
— Какая еще Людмила Львовна? — не понял Морозов.
— Войцеховская. Повариха.
— Что твоя старая... кухарка понимает в любви! — взорвался Морозов. — Она молодой не была, не знает, как в молодости все сложно?
Морозов уже жалел, что не пошел сразу спать. Принял бы душ, выпил бы еще и — в койку. Теперь приходилось выяснять отношения.
— Нельзя же с бухты-барахты. Мы присмотрелись друг к другу, притерлись... Ты, конечно, права. Пора, давно пора все прояснить. Вытри глазоньки.
Он обнял ее, погладил по плечу. Скосив глаза на свой начинавший округляться животик, подумал, что, быть может, и впрямь пора... Самый раз.
Наташа прильнула к нему, и Морозов успел еще подумать: «Заговори про женитьбу, вверни пару слов о глазах — и бери любую голыми руками».
Потом он моментально уснул, а Наташа, встав с постели, зябко обхватила руками плечи, подошла к иллюминатору.
Тяжело шумела отваливаемая пластом невидимая вода. Море вздыхало в темноте. Вдалеке, чуть правее, начинало сереть. Постепенно проступали облака. Тянуло свежестью.
Наташа накинула халатик, посмотрела на Юру.
Он спал, приоткрыв рот. Из уголка тянулась тонкая струйка слюны. Глаза под веками метались.
Она погасила лампу и ушла к себе.
В своей каюте с наслаждением нырнула в постель и, поудобней устроившись, только стала засыпать, как Людмила Львовна окликнула ее:
— Опять к нему ходила? — И, не дождавшись ответа, сказала: — Смотри, Наташка, как бы потом плакать не пришлось. Дурит он тебя, ой дурит. Не нравится мне твоя обезьяна лупоглазая. У меня тоже в молодости Игорек был. Красавчик, светленький... Но и он, подлец, обманывал. Сказал, что другая от него забеременела. И на ней женился. А она только через два года родила...
Так как Наташа молчала, повариха вздохнула разок-другой и через несколько минут засопела вновь.
И без поучений Людмилы Львовны Наташа понимала, что Морозов обманывает. «Лупоглазая обезьяна» нравилась ей тем, что не была прижимистой. Правда, походы в рестораны, «ревизия» баров всех портов Средиземноморья, развлечения в Союзе — все было позади. Морозова словно подменили. Однако Наташа прекрасно знала, сколько зарабатывает бармен, и не желала выпускать из рук курицу, несущую золотые яйца.
