Я присвистываю, деньги действительно немалые. Сиэтл — город больших возможностей, но до Нью-Йорка или Лос-Анджелеса ему все-таки далековато. У меня самого дела шли ни шатко ни валко, пока не подфартило несколько лет назад.
— Ты когда-нибудь бывал в Сиэтле? Конечно, бывал, — поправляется она, — один из руководителей фирмы как-то обронил, что знаком с тобой, вам вместе пришлось вести одно дело.
— Джоби Брекенридж, — грустно отвечаю я. Это единственный адвокат в Сиэтле, которого я знаю. — Фирма «Брекенридж энд Хейстингс». Солидная контора. Сейчас у них в штате, наверное, сорок, а то и пятьдесят адвокатов.
— По списку я — пятьдесят четвертая, — поправляет она.
— Пропадешь в такой ораве. — Не может всего этого быть.
— Ни в коем случае. — Она широко, чуть ли не исступленно улыбается. — В моем отделе всего четыре человека… — Тут она делает паузу, чтобы нанести смертельный удар. — И я назначена его руководителем. А через два года стану компаньоном.
— И когда же планируется это счастливое событие? — В голове у меня звенит. — Когда же Сиэтл приобретет то, чего лишается Санта-Фе?
— На это уйдет довольно много времени. Я пообещала Робертсону, что не брошу его на произвол судьбы. Полгода или около того еще придется поработать. Может, удастся переехать на новое место во время рождественских каникул. Да, скорее всего, именно тогда.
— А Брекенридж не пудрит тебе мозги? — В глубине души я мучительно страдаю. Как она могла так со мной обойтись? Это заговор, не иначе весь мир объединился, чтобы покончить со мной одним махом.
— Они хотели бы, чтобы я начала работать уже с завтрашнего дня, — отвечает она тоном, в котором слышатся едва уловимые колкие нотки. Мои саркастические замечания раздражают ее. — Но они пошли мне навстречу.
— Как благородно с их стороны.
— Перестань издеваться, ладно? Мне пришлось пойти на это, Уилл, постарайся понять.
— Клаудия в курсе?
Прежде чем ответить, она слишком медлит.
— Да.
— И что она думает по этому поводу?
— Ей эта затея не по душе, чего и следовало ожидать, — поспешно добавляет она, — здесь все ее друзья и подруги, она всю жизнь прожила тут. Но ничего, привыкнет, десятилетние дети быстро приноравливаются к переменам, куда быстрее, чем взрослые.
— А как же я? Как мы с ней? — Я слышу жалобные нотки в своих восклицаниях. Впрочем, черт побери, пусть думает обо мне что угодно, плевать!
— Я тебя понимаю.
Я пристально смотрю на нее.
— Послушай, — говорит она. — Ты что, думаешь, я хочу вас разлучить? Это самое трудное решение в моей жизни, но другого выхода нет — здесь я погибаю.
