– Да, и дверь… комарь. Да. А я-то думаю – кто? Нашим как будто рановато, не время, мы тут – чаевничать, так сказать… А все почему? Слоноухин, писатель – знаете писателя Слоноухина? – Арсений Петрович суетился словами, как суетятся руками, но руки у него были заняты колом.– Представьте себе, вот так же неожиданно, вчера: трах-бабах! Он, Слоноухин. Я тоже, кричит, разбойник, эх, Расея, айда на Волгу, сарынь на кичку – представляете? Вот уж шкворень-то, не приведи господи… Уж мы его и так и сяк, и идите, мол, товарищ писатель, отдыхайте, и какая вам Волга в таком, прошу прощения, сопливом состоянии… Нет – сарынь да сарынь. Чуть дверь не разнес. Вот его Петр Василич маленько и… Петр Василич, как лучше: маленько или маненько?
– Малёхо,– буркнул тот, кто бурчал про дверь. И вдали, из-за перегородки повысунулась голова, какие принято называть сивыми. Голова держала в зубах соломинку.
– Да-да, малёхо,– подхватил Мухин.– А еще вы говорили – малость. Или малость ху… хужей?
– Вестимо хужей,– буркнула голова.– Про кумпол ежели.
– Да, конечно – вестимо. А…
– Кудеяр здесь? – перебил Клавдий. Он отодвинул Мухина, которому пятиться быстрей мешали дрын и суесловие, и пошел туда, где торчала голова. За ним, как козлик на веревке, потянулся Пропеллер, не отрывая глаз от своего барабанчика.
– Кудеяр? Лев Иосифович? Так ведь рано им быть, товарищ капитан. Самый, так сказать, шмон, самая работа. Почему я и думал-то – кто? Уж простите старика, а? – Мухин рванулся было за Клавдием, но воротился к двери, задвинул засов и, швырнув дрын в угол, захлопотал позади Никодима Петровича.– Андрюша, товарищ… Как раз к чайку. С товарищем капитаном. Душевно рад, душевно рад…
Конюшня – а сарай был самой настоящей конюшней, со стойлами, дощатым полом и даже будто навозным запахом (хотя запах, скорее всего, происходил от портянок, которые висели в ряд на бельевом шнуре вдоль всей левой стены) – конюшня была освещена тремя электрическими лампочками, и Анна, стосковавшись по свету, оглядывался с удовольствием.
Впрочем, оглядывать особо было и нечего. Три-четыре стойла были оборудованы под спанье, на манер плацкартных купе – по четыре полки в каждом и с тряпичным ворохом на них. В другом закутке – он, похоже, использовался под склад – Анна успел выделить разве что большой зеленый чемодан: в куче узлов, тюков и укладок, тот поражал громадными размерами и тоже мог сойти за спальное место. Еще в одной загородке, коптерке или дежурке, висели три запасных бороды из пеньки и потрескивала портативная печь с приделанным к ней паровым котлом и простенькой динамо-машиной, которая между тем чувствовала себя вполне серьезным генератором, дающим звук, свет и чай.
