– Тю… идол,– сказал Кобылкин и почесал штаны.
– Конечно, папуас,– сунулся Курчиладзе.
– А ты вообще заткнись,– смело заметил Плошкин.– Дурак.
– Вот именно,– отчеканил Емлекопов, распорядившись так: дальше не встречать, почетно не караулить, намеков на обед не понимать, но, держась поодаль неторжественно, делать вид, что, мол, уже все, закрываемся, все,– и на этом официальную часть можно считать законченной, если добавить еще, что вслед гостю поплелись шестеро телогрейцев во главе с Товарищем Майором, рассуждая на ходу, как лучше показать понятие "мол, все", если варначья харя не рубит ни хламья вообще, кажи – не кажи.
Конечно, нелепо утверждать, что когда гонишься за одним папуасом, обязательно вспоминаются все прочие. Нет, конечно. Необязательно.
Но, с другой стороны, не каждый день это случается – это раз, а в темноте он имеет некоторые гадкие преимущества – это два, и если уж что-нибудь такое, то вроде бы вспоминается непременно, и бежится уже не так хорошо.
Короче говоря, удивительно, что не был помянут тоже один такой – не то папуас, не то эфиоп, короче – вождь, который чуть было не решил продовольственную программу.
С едой у них было неважнецки – ее надо было копать или ловить,– и он, этот вождь, придумал вот какую штуку: он сочинил, что для лучшей еды следует обобществить всех тамошних бегемотов. Сперва это, конечно, многих позабавило, потому что есть бегемотов никто не собирался и не ел, да и не было их там, практически. Но пока шло веселье или, лучше сказать, обычная папуасская бестолковщина, вождь начал борьбу за идею – то есть попросту говоря, есть тех, кто ее не поддерживал.
Сам он к тому моменту был не столько староват, сколько плюгав, и в борьбе честной – как тогда еще водилось среди папуасов – мог спроста схлопотать по загривку, поэтому, следуя примеру уже развившихся стран, вождь быстренько составил партию, в которой давно (еще до бегемотов) играл в подкидного дурака (два там-тамщика и лохматый штурман с затонувшей где-то там израильской, кажется, подводной лодки), и сразу перевел ее, партию, на нелегальное положение – то есть, стреляя из зарослей араукарии и из штурманского автомата "узи".
Словом, нового во всей этой истории было немного. Пожалуй, одно: удивление. Хоть и всегдашнее. Удивление, отчего это никто не догадался взять да и треснуть вождя по балде. То есть взять что-нибудь тяжелое и вовремя сильно треснуть. Тем паче балду для этого он, говорят, имел подходящую, луковкой, а ножонки кривенькие, а глазенки подслеповатенькие – так, карлик – не карлик, рахит – не рахит, а вроде того. Но, тем не менее – вот не получилось.
