Нейл запрокинул голову и посмотрел на крышу. Тут как раз вернулась и Эллис.
— Вот. — Она протянула фонарь.
При его свете Нейл сразу увидел, что снег почти полностью ссыпан с карниза над кухней. Взяв фонарик, он спустился с крыльца и пошел по дорожке перед домом, освещая крышу. Да, кто-то смахнул с нес снег, но ведь это запросто могла быть и кошка, тем более что, если бы на крыше был человек, они с Эллис непременно услышали бы, как он слезает.
Сейчас Нейл ясно видел, что в доме Гудингов второй этаж был более поздней пристройкой и тянулся не над всем зданием. Кухонный карниз находился на уровне первого этажа, и крыша здесь была плоской, в отличие от остроконечной двускатной верхней пристройки, так что в принципе забраться сюда — дело нехитрое… но все же быстрый пробег злоумышленника по крыше не мог не быть услышанным внизу.
— Нейл?
Эллис ждала его в дверях. Нейл заметил, что она дрожит и морщится от холода. Он повернулся и захромал обратно.
— Ничего, — объявил он у порога. — Если кто-то и был, то уже скрылся. Скажите, что именно вы увидели?
Он закрыл дверь, оставив ночь за порогом.
— Это произошло так мгновенно… О! Моя подливка! — Она быстро отвернулась, схватила проволочный венчик. — Еще чуть-чуть, и она вся сгорела бы…
— Вы узнали лицо?
— Нет. — Эллис выключила газ под подливкой. — Ну вот, ужин готов.
…Эти последние два дня явно истощили запас терпения Нейла Морфи. Непрекращающиеся боли вряд ли способствуют улучшению характера мужчины.
— Эллис, вы можете повернуться ко мне и ответить на мои вопросы?
Она стремительно обернулась, лицо ее вспыхнуло от гнева.
— Я отвечаю вам, мистер Морфи! А еще я пытаюсь спасти свой ужин! И кроме того, мне кажется, я не давала вам повода обращаться ко мне столь фамильярно!
— Фамильярно?! Да вы просто не понимаете значения этого слова. «Дорогая» — пожалуй, звучало бы несколько фамильярно. Черт вас возьми, женщина, вы…
— И не смейте ругаться при мне!
Боль вернулась снова… Вероятно, виной всему небольшая пробежка из гостиной в кухню. Раскаленная кочерга вонзилась в поясницу, и потоки огненной лавы устремились в левую ногу. Нейл не желал обращать внимания на боль. Он пытался крепиться. Боль — его крест, его наказание. Но он не сумел сдержаться, когда раскаленные когти коснулись бедра, глубоко впились в плоть. Нейл судорожно вздохнул и зажмурился. Будь он проклят, если даст понять этой женщине, как глубоко страдает…
Но Эллис все поняла. Неожиданно она оказалась рядом, обнимая, поддерживая, что-то ласково приговаривая самым задушевным, самым нежным голосом, напомнившим Нейлу холодный родничок, весело булькающий среди мшистых прохладных камней. И он уцепился за этот голос, обещающий успокоение, как за спасительный канат, брошенный на дно преисподней.
