...Где же тот конь и где же увы, кольчужный ратник,
конник? увы, войсководы слава,
где исконный златодаритель? то миновало время
где веселье застолий? скрылось, как не бывало,
где эти все хоромы?— за покровами ночи,
увы, золоченая чаша,
(Скиталец, 92—96)
Как и в «Беовульфе», предложения, начинающиеся со слов «Hwa?r cwom» — «Куда ушли...», наслаиваются одно на другое, переходя от конкретных предметов, символов былого великолепия (конь, воин), к обобщению эмоциональной атмосферы прошлого (веселье застолий). Мы не только видим, какой была жизнь героя, но и слышим вопль отчаяния человека, лишенного смысла существования.
Противопоставление прошлого и настоящего героя определяет двуплановость изображения в элегиях. Жизнь героя разорвана на две части, его прошлое и настоящее разделены непроходимой пропастью и не пересекаются. Это два противостоящих друг другу мира со своими приметами и символами, связями, временем, эмоциональной атмосферой. Прошлое — мир людей, настоящее — холодное море, зимнее безлюдье; прошлое — богато убранные палаты, высокие крепости, настоящее — жалкая лачуга на морском берегу, утлый корабль в бушующем море, развалины дворца; прошлое— радостные голоса и звон оружия, настоящее — завывание вьюги и рокот прибоя; прошлое — действие, жизнь, настоящее — бесплодное прозябание.
Первое, что обращает на себя внимание при сопоставлении двух миров элегий,— это четкое разграничение временных планов. Прошлое и настоящее не связаны между собой, второе не вытекает из первого, не является его естественным следствием и продолжением3. Напротив, настоящее понимается как прошлое со знаком минус, не случайно так распространены в элегиях «отрицательные описания» прошлого, подобные приведенному выше. «Связь времен» для героя элегий распалась, и восстановить ее невозможно. Именно поэтому каждый из временных планов замкнут в себе. Время необратимо: нельзя вернуть былое великолепие, нет исхода и в настоящем. Замкнутость временных планов ведет к статичности, остановке времени в каждом из них. Ни один из миров не способен к
развитию, движению, хотя, казалось бы, картины прошлого исполнены динамики. Скачут кони, вьется сокол, герой обнимает своего господина и получает дары из его рук. Картины прошлого содержат действия, их быстрая череда отражается в смене кратких, нераспространенных предложений, но эти действия статичны по своей сути. Действие как бы замкнулось в круговороте, не содержит цели и направленности; оно повторяется, воспроизводит само себя и замирает в той же точке, в которой началось. Как на ожившей картинке, мчатся, не двигаясь с места, кони; вновь и вновь поднимают кубки воины.
