— Мы еще счастливы, — говорила одна из них, постарше — нам все же удалось вырваться вовремя и найти место в поезде. Но что будет потом — одному Богу известно.
— Что будет? Да весьма понятно: всех запоздавших выбраться объявят военнопленными и отправляет в глубь Германии, — подхватила другая, помоложе.
— Ну, этого быть не может! Во-первых, между путешественниками преобладают женщины и дети. Какие же они военнопленные, скажите на милость! — рассердился полковник Ремизов.
— Ах, разве для «этих» существуют какие-нибудь законы! — вмешалась в разговор пожилая дама из Петербурга.
— Папочка, а если нас действительно не пропустят через границу? — теребя отца за руку, с испуганными глазами шепнула Маруся.
— Вздор! Пустое! Ерунда! Как сюда ехали, так и домой вернемся! — горячился Павел Федорович.
— Н-да! Удружили колбасники, не чего сказать! — произнес чей-то насмешливо звучащий голос.
Нина слушала все это в полусне, полусознании действительности. Дремотное состояние сковывало тело, обволакивало мозг, наливало свинцом отяжелевшие веки, три последние ночи совершенно не видевшие сна. Но сейчас он подкрался незримыми шагами, обвил усталую голову девушки и предстал пред ней в образе Карла фон Шульца. Нина снова увидела дерзкие голубые глаза, горделивый профиль, величественную фигуру. Блаженной радостью загорелось сердце. Остро и пламенно ощущался прилив счастья всем существом, всеми нервами девушки.
«Карл! Ты здесь? Ты вернулся? О, я знала, что ты вернешься, что ты снова придешь!» — стучало во сне маленькое сердце, готовое все простить, забыть и раскрытое для новых радостей любви.
А колеса поезда все шумели однообразно и настойчиво-упорно, точно выполняя какую-то тяжелую и многотрудную работу. И красивое смуглое лицо Нины, озаренное счастьём, блаженно улыбалось во сне.
— Ни с места!
Нина открыла глаза и оглянулась вокруг себя тем детски-испуганным взглядом, который бывает у человека после сладкого и неожиданно грубо прерванного сна.
Колеса не выстукивали больше своей однообразной мелодии; поезд не двигался. На пороге купе стоял солдат с ружьем. За ним виднелись другой, третий. В коридоре, за дверью, словно прикованные к месту, толпились такие же вооруженные фигуры.
И вот брякнули шпоры, и в купе вошли два офицера.
— Ваши паспорта, господа! Вы — русские? Да? Едете к себе на границу? Невозможно! Вы останетесь здесь! — бросая веско и отрывисто каждое слово, сказал офицер постарше, с бесстрастно-каменным лицом.
