Я тяжело задышал.
— Послушайте, Кротов, надоели мне ваши остроты. Я, черт побери, не намерен их больше выслушивать. Перед вами не приятель. Извольте отвечать как положено. Здесь редакция. Я разговариваю с вами как официальное лицо. Сядьте нормально, не разваливайтесь, тут не солярий.
Он подобрал ноги, выпрямился. Он был, кажется, ошеломлен моим натиском.
— Что у вас за история с крестиком? Только без вранья.
— Да я и не думаю врать, Борис Антонович!
Зазвонил телефон. Я сдернул трубку и несколько минут разговаривал с окружкомом партии. Кротов рассеянно смотрел в окно. Я положил трубку, чиркнул спичкой. Отлетевший кусочек серы обжег щеку. Я выругался. Кротов фыркнул. Он уже пришел в себя.
— Можно рассказывать?
— Говори.
— Дело было так. Была у меня школьная приятельница. На мой день рождения подарила мне крестик.
— Ты что, верующий?
— Что вы, Борис Антонович! Я убежденный атеист. Мой бог — интеллект. А крестик валялся в этой куртке. Я про него и забыл… честное слово! — он перекрестился с самым дурашливым видом. — На фактории пошел к Филиппову. Он в прошлом сезоне восемьдесят пять соболей добыл. Отрекомендовался. Он сидит, жрет оленину, а сам на медведя похож. Стали есть вместе. Я болтаю, он молчит. Из него слово вытянуть — все равно что деньги стащить из сейфа. Интервью я все-таки взял… Потом выпили немного браги. Я ему про Москву рассказал. Мужик хороший! Он бобыль. Родственников нет, одна старая мать. Ей девяносто лет. Славная такая бабка… С кровати не встает, но в памяти и рассуждает так интересно… — он задумался, переносясь мысленно в Улэкит. — Ну вот. Говорит, что ей умирать пора, этой зимой умрет, а крестика нет. Попросила где-нибудь достать. Я вспомнил, пошарил в карманах и наткнулся… — Он помолчал и добавил с какой-то внезапной серьезностью. — Знаете, она мне руку поцеловала… не успел помешать… — и совсем умолк.
— Дальше?
— Что дальше?
— Дальше что было?
— А ничего. Мы с Филипповым выпили еще по стакану браги за бабушкино здоровье, и я ушел.
— Все?
— Все.
— Ничего не забыл?
— Да нет… что еще?
— Тогда я скажу. Мне стало известно, что вы унесли из дома Филипповых соболью шкурку, что получил ты ее в обмен на свой крестик, что душеспасительная беседа имела для вас меркантильный интерес. Так или нет? Только без вранья!
Скулы Кротова потвердели, под тонкой кожей вспухли желваки. Он вдруг стал заикаться.
— Кто… в-вам… эт-то… сказал?
— Неважно. Отвечай.
— Я… ему… м-морду набью!
— Сомневаюсь. Да или нет?
