Итак, великое искусство высказаться, изречь мысль, даже оригинальную и необходимую, в конечном счете оказывается сравнительно несущественным. В безвоздушном пространстве звук не распространяется. Общественное воздействие мысли начинается только тогда, когда ее выслушают. Нередко ее оценивают в зависимости от того, сколькими людьми она была услышана. Но давайте спустимся на землю, вернемся на кухню.
Моя двоюродная бабушка совершенно одинока, вся ее родня вымерла, а я, внучатый племянник, в ее глазах – несусветный шалопай. Так вот, эта старушка – подлинная рекордсменка по части слушания. Из-за скудности собственной жизни она живет жизнями других людей. Она распоряжается ими как сотрудник ЗАГСа, гибридизированный с частным детективом и компьютером.
Она слушает жадно и с пониманием, она впитывает вас вместе с вашими заботами, прегрешениями и наслаждениями. Но делает это как знаток, как собиратель ценностей, который намерен выгодно их перепродать; тетушка вооружается, запасается, для нее это способ приобрести вес, значение, уважение, способ узнать многое о многих и посвятить в него других согласно хитроумному стратегическому плану. И уж, конечно, не за просто так.
Мой сосед – искушенный профессионал по части выслушивания своих близких. Он работает в отделе жалоб, и главным компонентом слухового центра в его мозгу является штора. Он принимает посетителя и делает заметки, но при этом штора в его мозгу спущена. За нею, в полутьме, в тишине, он проводит время со своими пчелами, своей «шкодой», воспоминаниями, грешными увлечениями.
Не то чтобы он не решал дела, он этих дел решает немыслимое множество, но за штору, за свой персональный железный занавес он их не допускает. Он разработал безотказную технику, как выслушать каждого и вообще ничего не слышать. Он утверждает, что в противном случае он бы немедленно спятил, и ему нужно верить. Но нужно знать, что он далеко не единственный.
Напротив, многие приклоняют к нам ухо свое, но отнюдь не слух. Выражение «в одно ухо вошло, в другое вышло» – сущая нелепица. Не только, как мы знаем, ничего не может выйти из второго уха, но – в нашем случае – ничто не может войти в первое. Нас не слушают ни «вполуха» и ни «вчетвертьуха». Не случайно в разговоре то и дело повторяются словечки вроде «послушай», «слышишь» – люди испытывают панический страх, что обращаются к тугоухому.
Не будучи влиятельными деятелями или миллионерами из американских фильмов, они не скажут: «у меня есть для тебя семь и три четверти минуты»; не будучи записными лицемерами, они улыбаются поощрительно коллеге, предлагая ему говорить и в то же время любезничая с милой по телефону; не будучи патентованными профессионалами, они не владеют техникой использования чувствонепроницаемой шторы или искусством исповедовать – одним словом, надежными способами слушать и не слышать.