Дед часто любил сидеть на кухне, слушая радио и перебирая пальцами какую-нибудь книгу. Говорят, что слепые люди видят пальцами, это правда. Дед был абсолютно лысый, с большими седыми усами. Многие его называли Буденным.
У меня была и есть сестра — двоюродная сестра Поля. В отличие от меня она росла очень слабой, хрупкой девочкой, которую то и дело обижали дворовые мальчишки, и она мне каждый раз жаловалась. А я ее защищала. Кончилось это тем, что стоило мне появиться у нее во дворе, как все ребята разбегались по домам. Когда Полине было лет 17–18, она вышла замуж, у нее появился маленький ребенок, и жила она тогда вместе с моей бабушкой. У Поли были свои заботы, а бабушка пребывала не в лучшем настроении. Однажды, когда Поли не было дома, мне позвонила бабушка и сказала, как бы жалуясь на Полю: «Ниночка, ди ферштейст ов идиш?» Что по-русски означало: «Ты понимаешь по-еврейски?» Самое смешное — это то, что моя бабушка была из Польши. Она разговаривала по-русски, как я по-татарски, мешая еврейский, русский и польский языки, а когда ругалась нецензурно, то у меня складывалось впечатление, что она до конца не понимала значения этих слов. Так вот, моя бабушка говорит мне: «Дайн швестр Поля — а за курве, а за блядь! Зи эт мир а зой издевается». По-русски это значило: «Твоя сестра Поля… она надо мной так издевается!» И при этом бабушка меня спрашивала, понимаю ли я по-еврейски? По-моему, и без того понятно! Услышав эти изречения, я выронила ложку из рук и начала хохотать. На следующий день я рассказала об этом кому-то из «Москонцерта», где я в ту пору уже работала, и через несколько дней эти фразы стали летучими: половина артистов «Москонцерта» повторяла их. Что касается моей другой бабушки по линии отца, то первые мои воспоминания о ней относятся к тому периоду, когда мне было два года.
Говорят, что люди не могут помнить столь раннего периода своей жизни, но я не могу с этим согласиться, поскольку отдельные фрагменты из моего раннего детства остались в моей памяти. Бабушка лежит под вишневым ватным одеялом, а я, увидев ее, забилась в угол. Она неотрывно смотрит на меня, не сводя глаз, как будто хочет что-то мне сказать. Она была парализована, и через некоторое время ее не стало. Ей было, моей бабушке Кате, всего 54 года.
Может быть, вы не поверите, но я росла милым и добрым сорванцом, без каких-либо комплексов. В два года, как говорят мои родители, я, сидя на горшке, распевала «Гимн Советского Союза», от ноты до ноты, размахивая ручонками как исправный дирижер оркестра.
