— Норико, семнадцать.
— Фумико, — сообщает девочка, что легко сошла бы за сестру-близнеца Норико, если бы не крупная родинка на подбородке. — Семнадцать.
— Акико. Мне девятнадцать. — Девочка указывает на себя, и я только сейчас замечаю, что на ней белые хлопчатобумажные перчатки. — Я вот уже много, много лет учу английский, и все равно до сих пор делаю в высшей степени прискорбные ошибки. Даже когда я…
— Очень хорошо, Акико. Будешь старостой группы. — Может, наконец замолчит. Она кланяется едва ли не до полу, показывая, сколь недостойна этой великой чести.
Последней открывает рот Пацанка и чистым контральто возвещает:
— Меня зовут Кеико.
А где же, скажите на милость, Харпо, Чико и Зеппо[64]?
— Как так вышло, что у вас у всех похожие имена?
— Похожие? — переспрашивает малышка (Мичико?) и принимается терзать другой ноготь.
— Одинаковые, — поясняю я.
— «Ко» на конце имени означает «маленькая», — сообщает Кеико.
— Только для женщин, — уточняет Мичико. Уже жалею, что спросила.
— Так вот, сегодня мы просто познакомимся друг с другом.
Кеико хмурится, понижает голос еще больше.
— Мы друг с другом уже знакомы. Все из труппы «Огонь».
Спасибо тебе, Пацанка.
— Но я-то вас не знаю. Так отчего бы вам всем для начала не рассказать мне про себя?
— Что угодно? — спрашивает девочка с родинкой (Фу-мико?). Никак в шоу-бизнес собралась, когда вырастет?
— Конечно. — От такой либеральности ученицы просто в ужасе. — Ну ладно, тогда скажите мне три вещи: из какого вы города, как давно учитесь в «Чистых сердцах» и почему вы здесь.
Руки нетерпеливо подрагивают, ерзают — девчушкам до смерти хочется это все записать.
— Мичико, не начать ли нам с тебя? Мичико неловко поднимается на ноги.
— Нет, Мичико, садись. Мичико остается стоять.
— Сидеть не есть хорошо. Для английский надо стоять, если сидеть, дыхание совсем плохо.
— Осанка, диафрагма, зубри-зубри, — восклицают остальные.
— Мичико, сядь. Расслабься, это всего лишь английский. Очень многие люди как-то умудряются говорить на нем сидя. — Господи милосердный, долгий же семестр меня ждет.
В магазине английской книги практически ни души, если не считать оравы девиц, что заведуют кассой, сметают пыль с полок и просто путаются под ногами, пока я пытаюсь выяснить, нет ли чего новенького в разделе «мистика». Охрененно мало, скажу я вам. Надо бы кому-то шепнуть Патриции Хайсмит, чтоб писала побыстрее. Рут Ренделл[65] тоже сойдет под настроение, смеха ради, но в целом, несмотря на всю их репутацию, британцам детективы и мистика не то чтобы удаются — они всякий раз так удивляются злу, просто-таки до глубины души. Для американцев это — вторая натура. Забредаю в секцию серьезной литературы, и меня тут же зевота разбирает. Уж эти мне обложки с изящными репродукциями третьеразрядных полотен, уж эти мне рассерженные дамы-писательницы из Манхэттена, которые только-только осознали, что мужчины — это лживые мешки с дерьмом. Впрочем, всласть похихикала над сборником флегминистичных авторесс под названием «Оттянутый конец». Самое оно, точно. Здрассте, а вот и Бонни. Пихает меня под локоть.
