Спускаюсь вниз по узкой лестнице; высокая девушка выхватывает у меня поднос, стряхивает оберточную бумагу и пластиковый мусор прямо в шарнирную пасть урны из клееной фанеры. Все шесть бурно благодарят меня, желают приятного вечера. Выхожу на тротуар.
Во рту — сплошной жир, даже зубы оскальзываются. Щупаю лоб — не просто влажный, а прямо-таки мокрый от пота. Ударяюсь в бег. Толпа изумленно застывает на месте, я проношусь мимо, зажав рот рукой, рюкзак соскользнул к локтю, яростно колотит по бедру. Добегаю до каменных ступеней, спускающихся вниз к реке; желчь уже в горле плещется. Мощеный берег. Повсюду дети. Одни, лежа на спине, глядят в фиолетовое небо, другие толпятся у костров, напевая печальные безымянные песни. Несколько одиночек, пошатываясь, слоняются туда-сюда. Один такой, парень в серебристой ветровке, громко рыгает мне в лицо. Вонь недопереваренного пива меня добивает. Так и не добравшись до мелкой речушки, блюю прямо на дорожку, выложенную из камней в форме черепах — прямо на панцирь. Вообще-то помимо цыпленка и ежедневного «Силли синнамон серпрайз» я ничего особенно и не ела. Но, должно быть, в желудке у меня скопилось немало забродившего варева, потому что, когда поток иссякает и я хватаю ртом вонючий воздух, под рвотой панциря не видно.
Пошатываясь, бреду вверх по выровненному граблями берегу. Подскальзываюсь — лучше не думать на чем — и плюх вниз. Слышу, как подо лбом моим похрустывает гравий, но ни хрена не чувствую. Приподняв голову, смутно различаю стайку детей, мальчишек и девчонок, что медленно подбираются ко мне через гравий и утоптанные водоросли. Паренек в темно-красной потрепанной хлопчатобумажной фуфайке достает из заднего кармана джинсов огромный платок и тщательно стирает у меня со лба и с носа грязь и пот, а с губ и подбородка — ошметки ярко-желтой кукурузы и кожицы жареного цыпленка. Мягкие руки массируют мне шею и плечи. Девочка с «хвостиком» отвинчивает крышку красного клетчатого термоса и вливает горячую жидкость мне в рот. Мисо[43]. Кашляю, сглатываю, кашляю, выдаю все обратно. Второй мальчик предлагает новый чистый платок. Три девочки в темно-синей школьной форме тихонько аплодируют его галантности. Меня бьет озноб, зубы стучат: ды-ды-ды. Одна из девчушек в форме затягивает песню, остальные подхватывают припев. Японский хоровод. Дети обступили мой длинный труп, тела их, невесомые, теплые, накрывают меня слой за слоем, и все мы погружаемся в сон на берегу неспешно текущей реки.
