И вот на следующее утро, как только открылась дверь, я всунул шиллинг в руку лакея и сказал, что у меня есть письмо к его господину. Добрые последствия моей щедрости сказались немедленно, так как парень впустил меня и, взяв письмо у меня из рук, предложил мне ждать ответа в коридоре. Здесь я простоял три четверти часа и за это время увидел много молодых людей, коих я знал раньше в Шотландии, снующих с видом завсегдатаев в приемную и обратно, тогда как я стоял, дрожа от холода, и поворачивался к ним спиной, чтобы онине могли заметить унизительного моего положения. Наконец мистер Кринджер вышел к двери повидать молодого джентльмена, оказавшегося не кем иным, как сквайром Гауки, одетым весьма нарядно. Прощаясь, мистер Кринджер пожал ему руку и сказал, что будет рад отобедать вместе с ним; затем он повернулся ко мне и спросил, что мне угодно. Когда он узнал, что я тот самый посетитель, который доставил письмо от мистера Крэба, он сделал вид, будто вспоминает мое имя, но это ему не удается, пока он снова не взглянет на письмо; чтобы вывести его из затруднения, я сказал, что зовут меня Рэндом. В ответ на это он повторил: «Ах! Рэндом, Рэндом, Рэндом… Мне кажется, я вспоминаю это имя», — и он в самом деле мог прекрасно его припомнить, так как сия особа — мистер Кринджер — частенько сопутствовала моему деду в должности лакея.
— Так… Вы хотели бы поступить на военный корабль помощником лекаря? — спросил он.
Я ответил низким поклоном,
— Боюсь, это дело нелегкое — получить назначение, — продолжал он. — В военно-морском ведомстве целая стая шотландских лекарей ожидает вакансии, и комиссары, опасаясь, как бы их не разорвали на куски, прибегают к военной охране. Во всяком случае, скоро будут снаряжены несколько кораблей, и там мы посмотрим, что можно сделать.
С этими словами он покинул меня, чрезвычайно унизив, — столь отличен был прием, оказанный мистеру Гауки, от встречи, которую устроил мне этот выскочка, зазнавшийся и презренный член парламента, каковой, воображал я, будет рад случаю отблагодарить мою семью за все, чем он обязан ей.
Возвратившись домой, я узнал приятную весть, что Стрэп, по рекомендации учителя, своего приятеля, поступил на службу по соседству к мастеру париков за пять шиллингов в неделю, стол и квартиру. В течение двух недель я продолжал топтаться на утреннем приеме мистера Кринджера, где познакомился с молодым человеком, моим соотечественником, находящимся в таком же положении, что и я, и уповающим на мистера Кринджера; но и слуга и господин принимали его с большим уважением, чем меня, и частенько допускали в приемную, где находился камин для удобства тех, кто принадлежал к числу более почтенных посетителей. Туда меня никогда не приглашали из-за моего внешнего вида, который совсем не был светским; я вынужден был стоять и согревать дыханием свои пальцы в холодном коридоре и пользоваться случаем, чтобы поговорить с мистером Кринджером, когда, тот шел к двери.
