— К черту все монографии, — с неожиданной страстью воскликнула Кассио Клайн, — и к черту моих родителей, если не понимают, что мне хочется быть Нэнси Дрю, а не Сьюзен Сонтаг, хоть она и достойна всякого восхищения и преклонения. В конце концов, моя жизнь — это моя жизнь. И, кто знает, может другой не будет.
После такого признания невозможно было не рассказать ей о моем собственном балансировании на грани выхода из игры, неясности целей, потере приятной легкой работы и даже о серии встреч с привидениями, обладающими гладкими, как яйцо, лицами.
— Что вы обо всем этом думаете? — спросил я, закончив свой монолог.
Кассио покачала головой. Блестящие, как и глаза, золотисто-коричневые волосы чуть ли не полностью спрятаны под мохово-зеленой шляпой «борсалино», точной копией той, что была на голове у Фабрицио — последнего из желторотых любовников моей матери, когда я, к несчастью (sfortunamente!), столкнулся с ним в прошлом году в Позитано.
— Я думаю, все, во что веришь, в известном смысле — правда, — медленно произнесла Кассио. — И как верно отметил ваш дедушка в том знаменитом своем интервью: «Человеческое существование — это не более чем хрупкая комбинация воображения, веры и волшебных пылинок».
— Волшебных, — повторил я, выговаривая слово с особенной, старомодной старательностью.
— Да, — сказала она, — именно так. — Потом добавила: — А знаете, я вижу его в вас.
— Это приятно, — сказал я. — Думаю, он всегда был со мной, но я-то был слишком трусливым цыпленком, чтобы признаться в этом. (Цыпленок… Как тут не вспомнить: что было сначала — курица или яйцо?)
На лице Кассио появилось недоумение.
— Не понимаю. По-моему, здорово иметь такого потрясающего родственника!
— Это, наверное, звучит глупо, но родиться в семье с громким именем и знать, что сам ты особых высот не достигнешь, совсем не просто.
— Ну знаешь, — в голосе Кассио послышалось неодобрение, — во-первых, еще неизвестно, кем ты можешь стать, а во-вторых, миллионы людей живут полноценно и продуктивно, но так и не зарабатывают себе громких имен, остаются, так сказать, «старыми девами из Амхерста». Сам подумай, если б у всех были громкие имена, шум стоял бы чудовищный.
— Ты права, — признал я, — но, думаю, оба мы понимали, что все это не так просто.
— А почему у тебя такое произношение? — спросила Кассио. — То чисто оксфордское, то как у болельщиков на матче «Сан-Фернандо-Вэлли» против «Храбрых сердец». Оно что, так называемое среднеатлантическое?
