Утопия в России | страница 51



«Квазиутопический», фенелоновский образ мыслей Хераскова остается близок «салентской» модели, уже использованной им в «Нуме». Не приносит сюрпризов и ретро перспективный утопизм. Сам Тиресий предрекает славянам великое будущее: они укрепятся на Севере. Кадмос решает закончить свои дни в идиллической земле славян, уже преданных единому Богу (в окружении языческих племен), и управляемой патриархальным правительством, [Херасков 1786, 287 — 297]. Новаторство Хераскова в другом. «Остров философов» в «Кадмосе», остров Терсита в «Полидоре» — две республики, организованные в соответствии с идеалами Просвещения Там царит беспорядок, война всех против всех, нищета — естественное следствие демократического режима. В отличие от тиранов или развращенной знати, служителей зла, основатели этих республик преследовали добрые цели Но динамика их утопии неподвластна им и все искажает (как у пресловутых Троглодитов Монтескье). В эпизоде, замечательно проанализированном Ж. Брейаром [Breuillard 1984] Полидор, на пути к счастливому острову Крисеи, падает на другой остров, принявший облик последнего. На самом деле этот остров — замаскированное гармонией красотой место инфантилизации и отчуждения личности, подпавшей под власть деспота.

Херасков, вслед за масонами, выступает против идей рационализма и эгалитаризма. Задолго до Французской революции масоны предвещали «бедное и гнилое царство мира сего, царство демократическое разнообразных страстей и пороков», по выражению масона 3. Карнеева [Вернадский, 192], и предсказывали печальный удел общества, которое попробует реализовать эти идеи[41].

Сконструировать мир, имеющий черты утопии, еще не значит предложить проект лучшего общества. Такая конструкция может служить иллюстрацией социальных идей, как в том случае, когда нам предлагают вообразить страну, все жители которой будут Сократами, правителями или истопниками, чтобы согласиться с необходимостью образования и уважения к человеку, независимо от его положения [Сумароков 1787, VI, 240]. Херасков использовал эту конструкцию в целях критики: она позволила ему создать абрис нового литературного жанра, связанного с великой традицией Аристофана Карикатурная, превратная утопия, утопия-обманка — вот отправные точки современной антиутопии.

Пример конструкции другого рода — в Новейшем путешествии (1784) В. Лёвшина (1746 — 1826). Его рассказ раздвоен, землянин отправляется на Луну и обнаруживает там совершенное общество, в то время как житель Луны посещает Землю и возвращается напуганный земными обычаями, но воодушевленный ходом дел в екатерининской России. Лунное общество совмещает модель Бетики с сентименталистским идеалом. Оно напоминает Офирию Щербатова своим этическим утилитаризмом и аппаратом нравственного принуждения, усиленным административными мерами (самая суровая — изгнание непокорных на темную сторону Луны, населенную дикарями). Лунный закон запрещает все «бесполезные науки» и наказывает любопытных, стремящихся проникнуть в тайны природы. Тем не менее «Путешествие» включает курс астрономии и механики, написанный в приподнятом тоне. Антинаучная установка селенитов расшатывает связность этого «фрагмента утопии» [Breuillard, 123]. Мы можем рассматривать этот подчеркнутый примитивизм как гиперболу, позволяющую благосклонно проверить руссоистскую гипотезу.