Если бы Армстронг был интересным
Если бы Армстронг был интересным, он бы самолично провёл посадку. Он бы вышел из лунного модуля в ушах Микки Мауса. Он бы признался в страшном преступлении. Он бы легко прилунился и пропел бы: “Неплохо для девушки”. Он бы крикнул: “Чёрт побери, Луиза, мне нужен сэндвич с беконом!” или “Славься, Сатана!”, или “Новая земля для грабежей и мародёрства”, или “Вот оно, нигде”, или “Запирайте ваших дочерей”, или “Кто пёрнул?”, или “В жизни так не скучал”, или “В жизни так не зажигал”, или “Зырь сюда – сколько земляники”, или “Убей белого”, или “Меня доставили сюда против моей воли”, или “Не могу больше жить ложью – я голубой”.
Если бы Армстронг был интересным, он бы фонетически размыл предписанные слова: “Маркий ишак человека – дикарский горшок всего человечества”. И с пьяным рычанием вывалился бы из модуля, хлопнув люком. Он бы скакал по пескам, как фея. Он бы притворился, что встретил чужих и выдал бы фальшивую сенсацию среди несуществующих куполов мозаичного золота. Он бы установил чилийский флаг. Он бы поставил на дыбы и устроил бы крушение этой говенной тачке. Он бы утверждал, что всё было киноинсценировкой. Он бы нёс цельные, неиздаваемые богохульства. Он бы хохотал без перерыва. Он бы горько сетовал на свою мать. Он бы завопил в микрофон, чтобы с контролёров НАСА сдуло наушники. Он говорил бы с ужасным французским акцентом. Он бы кричал, что шлем заполняется соплями, и внезапно прервал бы передачу. Он бы простонал: “Даже здесь голуби”. Он бы спросил: “Если я первый человек, ступающий на эту почву, кто поставил камеру, чтобы меня снять?” Он бы притворился, что передача разбивается на таинственные фрагменты. Он бы сказал “демонический”, и “трусы”, и “фантастика”, и “в добрый путь”. Он бы ржал и повторял: “Гы-гы, ох-ё”. Он бы как ребёнок передразнивал всё, что говорит Хьюстон. Он бы проклял Землю и объявил превосходство Луны. Он показал бы задницу и взорвался от декомпрессии.
Если бы Армстронг был интересным, он бы вылетел из модуля верхом на свинье Баззе Олдрине с кнутом в руках. Он бы безжалостно испытывал сексуальность Базза. Он бы пришлёпнул кальмара к забралу Базза, ослепив его.
Он бы затащил его в жутко неудобный шлюз. Он бы пытался догнать его на тачке, выплёвывая хохот в вакуум. Он бы выпалил тысячу противоречивых приказов, саркастически танцуя своим собственным коллизиям. На обратном пути он бы спрашивал каждую минуту: “Мы ещё там?” Он бы вышел из космического туалета в поту, зрачки сужены, и нацелил бы на остальных пилотов смеситель. Он бы втянул их в своё безумие, и после приземления они бы ускакали от спасательного транспорта, хихикая и пихая друг друга в кусты.
