— Не стреляйте, или я убью адвоката! Воздух взорвался пулями и кордитом.
Как общественное лицо светлопивского правосудия вестибюль берлоги верхнего округа был блестящ, гладок и умиротворённо обширен. Из практических соображений фасад являл собой метровую стену из ракетонепробиваемого оргстекла и без единой двери. Приёмная стойка была безлюдна и разработана для использования в роли окопной баррикады.
Протаранив забор из колючей проволоки, подкатился танк и рывком замер. Так он и осел в двадцати футах от фасада берлоги.
Наглядно демонстрируя равенство, Гарпун Спектр истекал кровью одновременно из входной и выходной раны и пытался всем сообщить об этом. Но он откусил себе язык, который лежал, скользкий и раздвоенный, на полу.
— Тихо ты! — рявкнул медик, отвешивая ему пощёчину.
Когда мимо проносили Спектра, Блинк показал ему большие пальцы.
— Ты вёл себя поистине мерзко, Гарпыч, — и мне это нравится.
— Как самочувствие, Генри? — спросил Герион.
— Сначала голова кружилась, но док меня залатал. Загнали ублюдков в угол?
— Отсиживаются в системной комнате, Генри, — вреда от них нет, всё вырубилось. Тут другая тема. Сними пробу. — Герион махнул в сторону окна, и Блинк глянул вниз на замерший танк. — Только что приехал — выстрелами может поцарапать стекло.
— Это Малакода, танкоборов с нижнего округа, — небось угнали его с Торговой.
— Мы с тобой в безопасности, как дома, Генри, — пушка работает на импульс-модуляторе, так что она вне игры.
— На капоте тело? Может, кто бухой?
— Наверно.
Люк башни хлопнул, как пивная банка, и оттуда вылез парень в шортах и чёрном плаще. Он прошёл по капоту и спрыгнул вниз.
Так и стоял, разглядывая собственное отражение в фасаде берлоги.
— Брат-близнец? — спросил Герион.
Данте Второй сидел, прислонившись к стене, как иссушенный скандалами мэр. Хеклеры молотили в дверь. Интересно, думал он, меняется ли ритм стрельбы в разных культурах?
— Вот так, говорила же я тебе, временной замок был дурацкой идеей! — вопила Роза.
— И чего ты так напряглась? Она явно сработала — там снаружи есть другой я, слупивший шоколадку.
— Ставлю твою горькую жизнь — там снаружи другой ты — с танкоборовом.
Данте Второй подошёл к окну и немедленно испытал молекулярное головокружение. Внизу стоял Данте. Тот обернулся и посмотрел точно на него.
— Это что, боксёрки?
— Серферские шорты. Хуже, чем я думала.
Данте увидел отражение себя в одном из окон и себя в другом — с Розой. Всё, что он читал и что говорил Гамета, оказалось правдой.
