Наука убийства | страница 8



Данте уже чувствовал что-то странное в приколе — во всём. Они просто ошиблись зданием? Умозаключениями он пытался преодолеть свою неблизость забытым словам, найденным в контрабандной копии «Вампирского Оборотня». Заброшенность? Гиацинт? Стыд? Ностальгия?

Он сел к стене и принялся глубоко дышать. Впервые он был рад, что Розы нет рядом — она считала медитацию «аспирином на ходулях» и мало одобряла гот-книгу, которую он спёр из хранилища: «Невероятный План Биффа Барбанеля» Эдди Гаметы.

Он представлял воду в океане, пока последний акулий плавник не скрылся с глаз. В голове прояснилось, он прекратил медитацию и пролистал украденный том, вспоминая повесть. Бифф Барбанель — диаметральный шутник, который, разочаровавшись в микроскопическом влиянии даже величайших деяний отдельной личности, начинает компанию по экспериментальному определению крупнейших результатов, достижимых мельчайшим усилием человека. Он подключается к замысловатому акустическому оборудованию, чтобы записать, как он моргает, и передать звук через десять последовательных усилителей перед двором, и малейшее движение век разносит вдребезги окна по всей улице. Он изменяет лампочку, поднимая её так, чтобы мир вращался вокруг него. Он пишет историю цифротота-литаризма, отводя буквы алфавита под разные недостижимые зуделки в среднем ухе. Он официально номинируется на «лёгкое, мимолётное ощущение тошноты» кандидатом от сената. Он объявляет прекращение огня с собственным отражением. Научившись влиять на мир через крупицу песка и создавать небеса в диком цветке, он выходит в большой мир с извилисто усиленной причинно-следственной энергией и обнаруживает, что может переключать картину мира на негатив, позитив и снова назад щелчком пальцев. Рассказанный от первого лица, весь сценарий оказывается больной фантазией ведущего игрового шоу, который раскаялся и сидит целый день у окна в шляпе с пропеллером. «Мысль ничем не отличается от действия, — заключает он, — особенно если твои мысли безрезультатны».

Это последнее, что написал Гамета перед своей театральной смертью. Легенда гласит, что книгу писали не ручкой, а кузнечными мехами.

Данте знал это всё по слухам, но теперь впервые держал плод в лапах. Проглядывая, он сразу увидел, что история здесь не главное — пикантность придавали тирады, которые Барбанель со скоростью мысли карябал на стенах и полотке:

Было время, когда расширение незаконности на невинные действия использовали для манипулирования людьми. Но когда вина перестала чувствоваться в настоящих преступлениях, есть ли надежда тушить вину невинному?.